На сопках Маньчжурии - [5]

…По требованию штаба войск Квантунской армии атаман Семёнов Г. М. сформировал Захинганский казачий корпус: пять полков, два отдельных дивизиона, отдельная сотня. Под ружьё были поставлены около шести тысяч казаков, пластунов, артиллеристов. После муштры бывшие белогвардейцы зачислялись в специальные отряды резервистов и получали пособие из японской кассы.

«Бюро по делам русских эмигрантов» в Харбине, кураторство над которым держала японская спецслужба в Маньчжоу-Ди-Го, распорядилось: «Все молодые мужчины из русских эмигрантов в возрасте от 17 до 30 лет должны стать на учёт как военнообязанные».

…Захваченные и обезвреженные агенты харбинского центра дали показания об активном сотрудничестве генералов Семёнова Г. М., Власьевского Л. Ф., Бакшеева А. П., а также главарей враждебной эмиграции Родзаевского К. В., Шепунова Б. Н., Михайлова И. А. и их постоянных пособников Охотина и Ухтомского с японскими спецслужбами.

…В газете «Голос эмигранта» атаман Семёнов Г. М. утверждает: «Нам, русским националистам, нужно проникнуться сознанием ответственности момента и не закрывать глаза на тот факт, что у нас нет другого правильного пути, как только честно и открыто идти с передовыми державами «оси» — Японией и Германией.

…Семёнов Г. М. в кругу близких сослуживцев признавался:

«От японцев в период гражданской войны мною было получено 4 миллиона иен, которые я использовал на нужды белой армии.

В 1931 году, после перехода штаба Квантунской армии из Мукдена в Чаньчунь, я имел беседу с полковником Исимура — начальником разведывательного отдела штаба Квантунской армии — и договорились с ним, что буду поставлять японцам сведения о Советском Союзе. Эта договоренность послужила началом моей разведывательной деятельности в пользу императора Японии.

…С 1942 года, когда связь со штабом Квантунской армии я стал поддерживать через посредство дайренской военной миссии, японцы выплачивали мне регулярно каждый месяц по 1000 иен».

Начальник казачьего отдела штаба атамана Семёнова Г. М. генерал-майор Власьевский Л. Ф. признавался:

«Семёнов и его войска почти полностью финансируются японцами, и мы во всем от них зависимы.

…Я также контактировал с японцами по поводу получения материальной помощи, средств на содержание атаманского двора и личные расходы Семёнова. На эти нужды японцы отпускают ежемесячно 10—15 тысяч золотых иен».

Начальник военной миссии в Дайрене Ясуе Норихиро доносил в штаб:

«Бывшего атамана Семёнова Г. М. я знаю с 1920 года. Ближе познакомился с ним почти двадцать лет спустя, в Дайрене, в японской миссии, куда Семёнов приносил различную информацию. А официально для сотрудничества с миссией Семёнов был привлечён мною в 1939 году. Тогда же Семёнов представил донесение о состоянии подводного флота в районе Владивостока. Было указано количество подводных лодок, их устройство и вооружение…»

Генерал Чугунов закрыл синюю папку. Записки лейтенанта Сидорина показались ему беглыми. Общее направление мысли одобрил. Молодой офицер сосредоточил своё внимание на корыстных побуждениях японцев — ущемить русские интересы в Сибири и на Дальнем Востоке.

— На троечку с плюсом наработал, лейтенант! — Чугунов посчитал возможным назначить Сидорина стажёром.

Вторая глава. В Маньчжурии

23 мая 1898 года к правому берегу реки Сунгари, напротив маньчжурского поселения Хао-бин, причалил пароход «Благовещенск». Другое русское судно — «Святой Иннокентий» — бросило якорь в соседстве с деревушкой Ченхэ.

Бородатые люди кинули на песчаный откос сходни. С палубы «Благовещенска» спустился священник, окрестил пристань, благословил прибывших с благополучным началом экспедиции.

По шатким мосткам потянулись телеги, крытые фуры с красными крестами на брезенте, лохматые лошадки. Со «Святого Иннокентия» выгружали доски, полотняные палатки, бочки с известкой, цементом, мешки с солью, мукой, крупой…

Большинство прибывших были в чёрных куртках, синих рейтузах. Выделялись жёлтые лампасы и жёлтые же тульи картузов. Шашки в ножнах да за плечами короткие ружья.

Ветер с запада гнал жёлтую пыль. Она оседала на траве, кустарниках, застила небо, хрустела на зубах. Вода в Сунгари была мутно-бурой. Со староречья, с ближних болотец и мочажин, поднимались тучи диких уток и куликов. В вышине кувыркались со стоном чибисы. Вдали от причала темнела вязовая роща с кумирней. Там паслись коровы и козы.

В лесных зарослях на возвышенности, за полоской зеленоватой от ряски воды, таились местные аборигены. Со страхом и удивлением смотрели они на диковинных бледнолицых пришельцев.

Воинский и строительный скарб к вечеру сгрудили на крутом уречье. Выставили караулы. Офицеры увели солдат и казаков версты за три от временного бивака, на сухую равнину, в палаточный городок. Позднее на том месте был заложен посёлок Алексеевка.

Вёрстах в трёх от главного русла Сунгари, с юго-запада на северо-восток, пролегала извивистая впадина, по которой сочилась речушка Модягоувка. Исток её находился вёрстах в сорока от селения Хао-бин.

В этом междуречье — поворот Сунгари и излучина Модягоувки — новосёлы принялись возводить станционные здания, железнодорожные мастерские, прокладывать пути. Клепальщики и такелажники, плотники и слесари собирали железные фермы для моста. Они основали Мостовой посёлок, рядом с местом работы.