На скосе века - [58]

Общей жизни смысл простой,

С тем — в истории России

Появился ты как свой.

II

Хоть считал, что связан кровно

С ней не ты (ты жил не в том),

А деникинский полковник,

Что еврейский грабил дом.

Дом буржуйский, дом приличный,

Где лежал ты, тиф леча,

Приютивший по привычке

И чекиста — дом врача.

Дом, тебе враждебный тоже:

Книги, свет, паркетный пол.

Дом, в котором сам ты позже

Реквизицию провёл.

Ещё как! Удвоив рвенье,

Шум внося с собой и гром,

Чтоб избегнуть отношений

Личных — с классовым врагом.

III

А пока — больной и слабый —

Ты следил, объят бедой,

Как буржуй буржуя грабил

Из-за нации не той.

Не мужик, не ухарь-парень,

А буржуй чудных кровей,

Что осанист был, как барин,

А картавил, как еврей.

Он и грабил по-другому:

Не сердился, не орал.

Просто так — ходил по дому

И предметы отбирал.

Не рычал, как старший в чине,

Не надсаживал он грудь,

Лишь просил, как в магазине, —

Если можно, завернуть.

Но приказ неумолимый

В слове слышался любом.

За его спиной, незримый,

Не таясь, молчал погром.

Шёл с ним рядом, улыбался

И — молчал. Но знали все:

Шевельнёт полковник пальцем,

И пойдёт во всей красе —

Пух перин, одежды клочья,

Мат кромешный, душный чад,

Изнасилованной дочки

Опустевший с ночи взгляд.

IV

Но последней грозен властью,

Собираясь далеко,

Тот полковник груз причастья

К этой грязи — нёс легко.

Словно впрямь так был воспитан

В светлой детской, в мире книг,

Словно он к таким визитам

В раннем возрасте привык.

То ль он верил, что евреи

Ввергли Родину во тьму,

А раз так — за грех пред нею

Дань платить должны ему.

То ль узрел в изъятье этом

Дань порядку, с прошлым связь, —

Как-никак он к тем предметам

Был привычен отродясь.

То ль решил, что в этой драме

Смысл любой едва ли есть,

И, борясь с большевиками

За порядок и за честь,

В той борьбе рискуя жизнью, —

В части собственности он

Сам стихией большевизма

Стал отчасти заражён.

V

Ты поверишь мне едва ли,

Но для нас, для всей страны

Вы с ним две одной медали

Оборотных стороны.

Он исчез давно, навечно,

Но должна бы по всему

Всё равно поставить свечку

Ваша партия ему.

Будет только справедливо

Так отметить вашу связь:

Это ж он Россию к взрыву

Вёл — как мальчик веселясь.

Он, от злости сатанея,

Гнал упрямо в красный стан

Надругательством — евреев,

Просто плётками — крестьян.

Гнал свирепо, сея беды,

Жаждал мстить, судить, карать,

И как зрелый плод — победу

Вам осталось подобрать.

VI

Но под докторскою крышей

Близ полковника того

Ты о том не думал, слыша

Голос вежливый его.

Не с того душа болела,

А от мыслей… Ты страдал

От обиды: знал, как белых

Этот врач с надеждой ждал.

Угнетало униженье,

Общность странная судьбы…

Всё тут было в нарушенье

Правил классовой борьбы.

Всё! Надолго ты потрясся

Встречей с ним… Не враз постиг,

Что всего тут жадность класса,

Подтвержденье чётких книг.

В то, что просто и знакомо,

Вновь поверил ты — да как!

Хоть смущал азарт погрома

У полковника в зрачках.

VII

…Затихал весь город Киев,

Слыша голос твой в ночи.

Вся его буржуазия —

Адвокаты и врачи.

И звенели стёкла грустно,

Когда шёл ты по утрам

По Андреевскому спуску

Вверх, к Присутственным Местам.

Был, как выстрел, эхом резким

Каждый шаг твой повторён.

И в испуге занавески

Поднимались с двух сторон.

Их подхватывало, словно

Ветром классовой борьбы…

…И за каждой — тот полковник

Избегал своей судьбы.

VIII

Избегал, стоял на страже,

И от взора твоего Этажи и бельэтажи

Нагло прятали его.

Пусть не знал ты, где полковник,

Всё ж ты знал, что всё равно

Социально и духовно

Все вокруг с ним заодно.

Все — как он, того же мира,

То же скрыто в них, что в нём…

И врывался ты в квартиру,

Словно в крепость под огнём.

Но не били револьверы,

Враг не целился, губя.

Лишь чужая атмосфера

Обступала здесь тебя.

Словно кто-то неизвестный,

Проиграв последний бой,

Ставил вновь тебя на место,

Возвышался над тобой.

И разбитый, незаконный,

Власти отданный твоей,

Лишь косился удивлённо

На тебя со стеллажей.

Где под слоем белой пыли,

За тисненьем корешков,

Книги с важностью хранили

Мудрость «классовых» веков.

IX

Нежный лепет, страстный шёпот,

Столкновенья лиц и войск,

Бег за счастьем — грустный опыт

Всех людских переустройств.

Все открытья, все потери,

Относительность всех благ.

Безысходность вер, неверий,

Бледный свет сквозь этот мрак.

Откровенья всех религий,

Имена и письмена…

Заглянувши в эти книги,

Ты б не понял ни хрена.

Ни тоски, ни жажды света,

Ни огня, что жжёт слепя.

Ни того, что речь тут где-то

И о том, что ждёт тебя…

Несмотря на диктатуру,

Книги смысл хранили свой…

…Буржуазная культура

Издевалась над тобой.

X

Впрочем, свято веря в сдвиги,

Делом занятый вполне,

Не смотрел ты в эти книги, —

Просто видел их извне.

Но понятья не имея,

Что в них есть, — при всём при том

Несозвучность их идее

Чуял классовым чутьём.

И, задетый ими кровно,

Так ты зло на них взирал,

Словно в каждой жил полковник —

Тот, что вещи отбирал.

Словно скрыть они хотели,

Притворяясь неумно,

Что учёный их владелец

С тем полковником — одно.

XI

Где б вам знать, что он такими

Был, как вами, удручён,

Что он страстно спорил с ними,

По ночам забыв про сон.

И заснуть не мог до света,

Возмущённо чуя рок…

Был, как ты, полковник этот:

Верить доводам — не мог.

XII

Но и вдруг узнав такое,

Ты б лишь крякнул: вздорный класс.

Слишком верил ты в другое —

В «кто не с нами — против нас».

Твой приказ гремел раскатом,