На шхерахъ - [21]

Внизу у хозяевъ хлопнула дверь, и пришедшіе громко говорили. Слышенъ былъ голосъ Эмана, у котораго была отобрана сѣть. Зазвенѣли стаканы съ водкой, шумъ возросталъ, и вчерашній хмель снова овладѣлъ рыбаками.

— Идіоты и душегубы. Они думаютъ, будто больше нашего понимаютъ. Знай, лежатъ себѣ на диванѣ, книги читаютъ, да загребаютъ по двѣ тысячи кронъ. Жулики, отцовъ своихъ учить хотятъ! Мошенники, папиросники, молокососы...

Такимъ же потокомъ ругательствъ сопровождались разсказы Вестмана: о происхожденіи инспектора, о любовныхъ похожденіяхъ его отца, о низкомъ происхожденіи его матери; о томъ, что инспектора прогнали съ его прежней должности и т.д.

Боргъ пытался не слушать или не обращать вниманія, во слова ихъ жалили его, грязнили, уязвляли независимо отъ его воли. Воскресли старыя сомнѣнія въ порядочности отца, сомнѣніе въ самомъ себѣ; опасенія въ томъ, возможно ли будетъ ему устоять противъ этого потока грязи, избѣжать борьбы, въ которой онъ, можетъ быть, погибнетъ изъ-за деликатности въ выборѣ средствъ.

На кораблѣ прозвонилъ колоколъ, простучали барабаны, и лѣтній вѣтеръ донесъ по водѣ строгіе, возвышенные звуки молитвы, исполняемой сотней голосовъ. А внизу глухо наростали шумъ и угрозы, какъ въ клѣткахъ звѣринца. Когда пѣніе затихало, этотъ шумъ превращался въ ревъ, такъ какъ внизу разгорѣлся споръ о томъ, не надо ли пробовать отнять неводъ силой.

Инспекторъ на церкви смотрѣлъ только какъ на археологическіе музеи и интересныя постройки; но тутъ онъ невольно вспомнилъ слова одного молодого священника, сказанныя имъ въ разговорѣ о христіанскомъ богослуженіи. "Я не вѣрю въ божественность Христа и во все прочее, но по-моему — толпу всегда полезно припугнуть".

— Толпу полезно припугнуть, — мысленно повторилъ онъ, но скоро потерялъ нить мыслей, услышавъ внизу трескъ и шумъ. Тамъ перекидывали стулья, стучали каблуками; звѣриный ревъ смѣшивался съ шипѣніемъ змѣй. И все покрывалъ женскій голосъ, сыпавшій сотнями словъ въ минуту.

Пароходъ далъ свистокъ, подняли якорь, поставили паруса, и дымовая труба послала въ лѣтнее небо облако черво-бураго дыма. Боргъ съ чувствомъ смущенія и безпокойства смотрѣлъ, какъ исчезалъ по направленію къ югу корабль со своими красивыми пушками. Ему казалось, что онъ потерялъ защиту, и ненависть, какъ мѣшокъ, затягивается надъ его головой. Ему захотѣлось уѣхать во что бы то ни стало, уѣхать все равно куда.

Потомъ закричалъ ребенокъ, — отъ страха или отъ боли, онъ не могъ разслышать. Воспользовавшись шумомъ, Боргъ соскользнулъ по лѣстницѣ внизъ, спустился къ пристани, отвязалъ лодку и, насколько могъ быстро, поплылъ прочь отъ берега.

Шхера, на которой онъ жилъ, лежала на восточной сторонѣ цѣлой группы маленькихъ шхеръ, на которыя онъ раньше не обращалъ вниманія. Теперь онъ поѣхалъ туда, желая остаться одинъ.

Онъ никогда не учился грести, такъ какъ никогда не любилъ сильныхъ движеній. Отчасти онъ находилъ ихъ излишними, такъ какъ для поѣздокъ по водѣ существуютъ разныя средства передвиженія и машины, отчасти же онъ считалъ это вреднымъ для своихъ нервовъ и умственной жизни, такъ какъ чувствительнымъ аппаратамъ, замкнутымъ въ головной коробкѣ, такъ же вредны рѣзкія движенія, какъ и точнымъ астрономическимъ инструментамъ. Но природное чувство равновѣсія и прекрасно развитые нервные центры сразу сдѣлали его хорошимъ гребцомъ, а знаніе законовъ физики давало ему возможность внести нѣкоторыя усовершенствованія въ это древнѣйшее изобрѣтеніе: онъ поднялъ скамью и этимъ сберегъ силу руки.

Шхера мало-по-малу удалялась, и онъ вздохнулъ свободнѣе. Причаливъ къ первой скалѣ, онъ почувствовалъ ощущеніе невыразимаго счастья. Это былъ свѣтлый, плоскій, вытянутый въ длину островокъ. Прибрежныя скалы состояли изъ сѣраго гнейса и образовали маленькую бухту, куда онъ и направилъ свою лодку. Вода у бортовъ была прозрачна, какъ сгущенный, жидкій воздухъ; у самаго дна отливали нѣжными цвѣтами водоросли: онѣ, казалось, были вплавлены въ стеклянную массу воды. Камни на берегу были вымыты и вычищены и отливали всѣми цвѣтами радуги. Ихъ краски не утомляли взора, такъ какъ одинаковыхъ цвѣтовъ не было. Между камнями прятались кочки, покрытыя осокой. Дальше безмолвно громоздились скалы. Въ углубленіяхъ, во мху лежали кучками по трое яйца чаекъ, кофейно-бурыя съ черными пятнами, а сами ихъ обладательницы въ это время съ крикомъ кружились надъ головой Борга. Инспекторъ пошелъ дальше вверхъ къ грудѣ камней, служившей въ качествѣ берегового знака, выбѣленной чайками и ласточками. Тамъ пышнымъ ковромъ раскинулись кусты можжевельника, а между ними кучки бѣлыхъ изящныхъ ромашекъ разрослись импровизированнымъ узоромъ: здѣсь соединялась растительность средне-европейскихъ горъ и лѣсной тѣни сѣвера. Маленькая птичка, живущая межъ камней, обыкновенно смѣлая и веселая, безпокойно кидалась изъ стороны въ сторону, чтобы отвлечь отъ гнѣзда вниманіе пришельца.

На полуголой скалѣ не было ни кустика, ни деревца. Это отсутствіе тѣни и укромныхъ уголковъ настраивало Борга бодро и весело. Все на этой скалѣ было открыто, какъ на ладони, все сверкало и переливалось на солнцѣ. Вода, отдѣлявшая его отъ покинутаго имъ жилища у дикарей, окружала его непереходимой кристально-прозрачной гранью. Полуполярный, полуальпійскій ландшафтъ съ его древними образованіями подкрѣпилъ его и успокоилъ. Отдохнувъ, инспекторъ сѣлъ въ лодку и поплылъ дальше. Онъ проѣхалъ мимо трехъ гладко отшлифованныхъ скалъ, похожихъ на три окаменѣвшія волны. Онѣ были совершенно голыя, и на нихъ не было и слѣда органической жизни. Они возбуждали лишь научный интересъ относительно ихъ геологическаго происхожденія. Затѣмъ онъ проплылъ мимо плоской шхеры изъ красноватаго гнейса, на которой стояла столѣтняя рябина, одинокая, суковатая, обросшая мхомъ. Въ дуплѣ гнѣздилась трясогузка, обычная жительница крышъ и каменныхъ стѣнъ. Маленькая суетливая птичка слетѣла на камень и пыталась увѣрить непріятеля, что здѣсь вовсе нѣтъ ни гнѣзда, ли сѣренькихъ яицъ. Рябина занимала покрытую травой поляну величиной въ нѣсколько квадратныхъ футовъ. Она, дѣйствительно, казалась одинокой, по вмѣстѣ съ тѣмъ имѣла видъ чрезвычайно крѣпкой, благодаря отсутствію соперниковъ. Ей больше приходилось бороться съ морскимъ вѣтромъ, бурей и холодомъ, а не воевать изъ-за клочка земли съ завистливыми товарищами. Боргъ почувствовалъ симпатію къ одинокой старушкѣ, и у него явилось мимолетное желаніе построитъ подъ вѣтвями дерева себѣ хижину. Но онъ поѣхалъ дальше, и впечатлѣніе это мало-по-малу изгладилось.