На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима - [68]

Друг Лициний! Вчера, в часы досуга,

Мы табличками долго забавлялись,

Превосходно и весело играли.

Мы писали стихи поочередно,

Упражнялись в цезурах и размерах,

Пили, шуткой на шутку отвечая,

И ушел я, твоим, Лициний, блеском

И твоим остроумием зажженный.

(Пер. А. И. Пиотровского.)

Дружеские послания Катулла живо рисуют быт и нравы того времени. В них мы можем найти множество подробностей, вплоть до названий тех мест в Риме, где Катулл и его друзья любили проводить время:

Милый друг, прошу тебя, откройся,

Где же ты, в каких трущобах скрылся?

Я искал тебя на Малом поле,

В книжных лавках, в многолюдном цирке,

И в Юпитера высоком храме,

И под колоннадою Помпея…

(Пер. А. И. Пиотровского.)

Жизнь Катулла, полная бурных переживаний, небогата внешними биографическими данными. Несколько лет провел он в Риме, изредка наведываясь в предместья Вероны, в дом отца. Но недолго тешили его радости разгульной светской жизни. Судьба поэта омрачилась трагическими событиями, когда ему не было еще 30 лет. Из далекой Малой Азии пришло известие, что там умер горячо любимый брат. Катулл на время уехал в дом родителей. Вернувшись в Рим, он узнал, что женщина, которую он страстно любил, ему изменила. Он убедился в предательстве самых близких друзей. Подавленный горем, Катулл решил покинуть Рим. В 57 г. до н. э. он вступил в свиту претора Меммия^[31] и отправился сопровождать его в Малую Азию, в провинцию Вифинию.

Путешествие помогло Катуллу пережить горечь разочарований. Смена впечатлений и приход весны вернули поэту присущую ему жизнерадостность:

Мы к азийским летим столицам славным!

О, как сердце пьянит желанье странствий!

Как торопятся в путь веселый ноги!

Катулл посетил города Греции и Малой Азии. Он проделал путь, который повторили потом величайшие поэты Рима: Гораций и Овидий в юности, Вергилий — перед смертью.

По-видимому, одной из причин поездки в Азию было желание поправить материальные дела. Жизнь в Риме поглощала уйму денег. Катулл часто жалуется в стихах, что у него «в кошельке загнездилась паутина». В шутливом приглашении в гости он обещает хорошо угостить приятеля, если тот принесет с собой и вино и закуску. В другом стихотворении он говорит, что дом его расположен не под западным ветром, не под южным и не под восточным:

Нет, заложен он за пятнадцать тысяч,

Вот — чудовищный ветер и несносный!

Рим высасывал все соки из завоеванных стран. Наместники безжалостно грабили провинции. Обычно римские юноши возвращались из Азии разбогатевшими и преуспевающими по службе. Но Катуллу и здесь не повезло. Пробыв в свите Меммия менее года и ничего не заработав, он покинул своих спутников в столице Вифинии Никее:

Вы, товарищи милые, прощайте!

Долго из дому вместе мы шагали,

А вернемся — своей дорогой каждый.

Катулл возвратился в Рим, не сделав карьеры и не приобретя богатств. Такие неудачи не были редкими исключениями. Все барыши попадали прежде всего в руки знатных римлян, имеющих власть. Наместники наживались не только за счет местного населения, но и за счет своих подчиненных. Когда два приятеля Катулла с такой же «легкой ношею» вернулись в Рим из Испании, где они служили в свите претора Луция Кальпурния Пизона, близкого родственника Юлия Цезаря, Катулл вспомнил и свою поездку:

Злополучные спутники Пизона,

С легкой ношею, с сумкой за плечами,

Друг Вераний, и ты — Фабулл несчастный!

Как живется вам? Вдосталь ли намерзлись

С вашим претором и наголодались?

Так же ль все барыши в расход списали,

Как и я? За своим гоняясь мотом,

Я долги уплатил его. Вот прибыль!

Меммий милый! Изрядно и жестоко

Ощипал он меня и облапошил.

Но и вы, если я не ошибаюсь,

То же счастье нашли. И вам досталось!

Вот они — покровители из знатных!

Чтоб их прокляли боги и богини —

Их — позорище Ромула и Рема!

(Пер. А. И. Пиотровского.)

Катулл нередко вспоминает в стихах единственную попытку принять участие в служебной деятельности. Тяжело и остро переживает он свою неудачу. На расспросы о поездке в Вифинию отвечает, как всегда, шутливо и весело:

Мы пришли. Завязались разговоры

И о том и о сем. Зашла беседа

Про Вифинию, как-то в ней живется,

Не привез ли я золота оттуда.

Я ответил, как было. Ни начальству

Не пришлось поживиться там, ни свите,

Не поправил и я своих делишек.

Был к тому же наш претор — мот и лодырь,

И на свиту свою плевал бесстыдно.

(Пер. А. И. Пиотровского.)

На обратном пути из Вифинии Катулл посетил могилу брата, который был похоронен в Малой Азии, на берегу Мраморного моря. Чувства, вызванные невозвратимой утратой, поэт выразил в эпитафии и в элегиях, пронизанных глубокой печалью:

Много морей переплыв и увидевши много народов,

   Брат мой, достиг я теперь грустной гробницы твоей.

Чтобы последний принесть тебе дар, подобающий мертвым,

   Чтобы пред урной немой тщетное слово сказать.

Рок беспощадный пресек твою жизнь, он навеки похитил,

   Брат злополучный, тебя, сердце мое разорвав.

Что же, прими эти жертвы. Обычаи древние дедов

   Нам заповедали их — в грустный помин мертвецам.

Жаркой слезою моей они смочены, плачем последним.

   Здравствуй же, брат дорогой! Брат мой, навеки прощай!

(Пер. А. И. Пиотровского.)

Вернувшись на родину, Катулл не пожелал жить в Риме, где судьба нанесла ему столько тяжелых ударов. Он поехал в Верону, к берегам живописного горного озера Гарда, которое потом, вслед за Катуллом, воспели многие поэты. Там, на маленьком полуострове Сирмий, его ждал родительский дом. Ночью можно там было слушать «морской прибой», который несколько лет спустя прославил в стихах Вергилий. Днем можно было пройти в заросший зеленью грот, который и по сей день жители Вероны называют «гротом Катулла».