На рыдване по галактикам - [236]
Не сразу, но затуманенные пуговицы Соколовой приобретают нормальное выражение и фокусируются на клубке, в который сплелись мы с поддельным суперкарго. Колотить его и на всякий случай держать крысиную морду на отлете довольно сложная задачка. А в следующее мгновение в Яркиных очах вспыхивает адское пламя Алголя, и на секунду она становится здорово похожа на Варга. Причем еще до адорианской модернизации. Крепкая ручечка, накачанная славийской гравитацией, и громогласно помянутая зиркова мать вступают в бой на зависть синхронно. Плазмюк, ухваченный за глотку, вылетает из-под меня, точно резвые сани на ледяной горе, чтобы с размаху впечататься в грибообразную флору. Или фауну. Аж труха сыплется. И кузнечики прыскают в разные стороны с его шляпки.
Поняв, что раскрыт и против двоих рассвирепевших землян ему не выстоять, гаденыш моментом растекается в лужу, просочившись у разъяренной Ярки меж пальцев.
— Врешь, зирков выкидыш, не уйдешь! — рычу я, стаскивая гравиботинок, а вторым запинывая сопливую лужицу внутрь. Не дам я тебе мохнатым апельсином прикинуться и улететь на ближайшем суденышке дальше по галактикам пакостить! Оглянувшись, не нахожу ничего лучше, чем подходящий по диаметру розовый шар, которым и затыкаю голенище, чтобы змееныш не утек.
— Ты в порядке?! — спрашиваю подругу. — Надо бы в медпункт. Оно тебя не то лобызало, не то сожрать пыталось и дрожало так противно, как желе. Загипнотизировало, что ли?
Интересно, не успел ли гад в Соколову каких клеток подпустить?
— В порядке, словно джокорд в вакуумном толчке! — мрачно отзывается Ярка, шоркая рукавом термака по перекошенной отвращением моське. — Медпункт будем искать так же, как буфет? А потом на пальцах показывать суть жалоб на здоровьичко?
— Специально нас сюда заманил, сожрал бы тебя за милую душу и тобой прикинулся. А, может, и нас обоих, — говорю я, зло встряхивая ботинок. — Так я и знал, что никакой этот Ларссенорекичински не человек, а плазмюк, вор и шпион!
— Поглоти меня черная дыра! — вдруг подскакивает Соколова. — Нюк, а что, если эта тварь уже весь «Дерзающий» под завязку своими яйцами или сгустками слизи… или чем оно так размножается… забило?! Сейчас вернемся, а там…
— Помнишь, как Шухер печеньки проигнорил? — леденея, тихо произношу я. — Что, если уже весь экипаж — плазмюки?!
— Нам срочно нужно оружие, — бормочет Ярка, с одержимым видом шаря взглядом по мирным окрестностям. — Желательно — аннигилирующее. Еще не хватало в столицу полный корабль злобной протоплазмы привезти!
— Вспоминай, кто еще себя странно вел в последнее время?
— Варг, кажется, вполне настоящий… — отвечает она, нахмурившись. — Не может плазмюк про твой апгрейд знать, понимаешь? Личную память они не заполучают. Наверно. Иначе какой смысл нас допросами было мурыжить, простое «ам» — и вся наша немудреная биография уже в их плазменных мозгах.
— Да и Бас в своем репертуаре… А вот Цилли после адорианских подарочков вообще на себя не похожа, тут не угадаешь, — перебираю я наш немногочисленный экипаж. — Хочешь — не хочешь, а надо на корабль топать. Тварь эту понадежнее запереть. И думать, как дальше быть.
Притихшие и озадаченные, мы медленно возвращаемся на посадочную площадку. А там нас ждет очередной сюрприз: кэп на пару с бортмехом какие-то ящики сгружают, на чем свет костеря запропастившегося суперкарго. Гештальтик-то я хорошо прикрыл, всыпал ему от души.
— Вы это чего? Лапы на топливо сменять решили? — аккуратненько интересуюсь у начальства, до рези в глазах вглядываясь в знакомые лица.
— А ты — ботинки на жратву? Облом, тут иной фасончик в ходу, — хмыкает Варг, кивая на вырулившего из-за шасси «Дерзающего» марабу. Ну, или кого-то, очень на него похожего. Носатая такая птицевидная каланча с куриными лапами. Щелкнув клювом на разверещавшиеся шары, которые прыскают от него в разные стороны, абориген косится глазом на ящики и принимается часто кивать, что-то резко и хрипло каркнув.
Соколова, наморщив лоб, тем временем напряженно думает, и вдруг ее глаза округляются. Она таращится то на ботиночное узилище плазмюка, то на собственный кулак, озаренная какой-то очередной догадкой.
— Нюк! — вдруг орет Ярка так, что даже птицеподобные клиенты слегка вспархивают, издав нервное кудахтанье. — А ведь Рекичински изначально не мог быть плазмюком! Он же…
Доорать она не успевает. Потому что Варг как раз вскрывает один из контейнеров, дабы получатель удостоверился, что товар тот самый, и вдруг озадаченно замирает над ним, сочно помянув обыкавшуюся уже где-то там зиркову прародительницу. Дружно заглянув внутрь, обнаруживаем присыпанного игривыми куролапами… Ларссена-Рекичински. Бледного. И недвижимого.
Глава 64. Кадет Соколова. А вдруг Омен?!
— Жив. Кажется, — произносит Варг, потыкав в настоящего Ларссена похожим на корень мощного дерева пальцем. — Просто в отрубе.
— А у меня здесь еще один — точно такой же, только жидкий, — информирует Нюк, встряхивая ботинок. — Но этот, кажется, настоящий.
— Та-а-ак… Понятно, — подытоживает Вегус, взваливая болтающегося тряпичной куклой суперкарго на плечище, и кивает нам с Нюком на трап: — Впереди меня! Кислород приготовьте. Цилли, сдашь груз, заберешь документы.
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.