На руинах нового - [79]
Да и конечно, это – Лондон и ничто иное. Ведь известно, что «англичане страшные пьяницы», как писал Герцен, и мнение это опровергнуть невозможно. В Британии пьют больше всех в Европе, а в ее столице, наверное, больше всех в Британии; впрочем, подсчитать сложно. Netta Longdon начинает пить с утра, как только выберется из постели, выкурив пачку сигарет. Обычно это джин-тоник в одном из пабов Эрлс-корта. Зовут героиню так оттого, что она набросила невидимую «сеть» (net) на Джорджа Боуна, она поймала его в «силки». Лонгдон – так как она «стремится» (longing) к актерской карьере, «жаждет» славы, Боун ее «вожделеет», и все это тянется мучительно «долго» (long), почти нескончаемо. Такое может происходить только в Лондоне (London) и нигде больше.
Еще одно заблуждение, что «Hangover Square» – собрание печальных зарисовок из быта красноносых завсегдатаев лондонских трактиров. Самое характерное там – обмен мнениями по любому поводу за кружкой эля. Главное в романе – юмор, довольно старомодный: «Возможно, новое поколение читателей, у которых нет своего Патрика Хэмилтона, будет поначалу сбито с толку или даже заскучает, столкнувшись с этим очень индивидуальным юмором» (Пристли). Все вышеперечисленное в «Hangover Square», конечно, есть. Но основная характеристика романа – как и всей жизни его автора – иная. «Hangover Square» – невыносимо мрачная книга, которая не оставляет никакого проблеска надежды на то, что в мире есть нечто хотя бы отдаленно похожее на «смысл».
Я очень надеюсь, что мой текст вдохновит/подвигнет кого-то из переводчиков или издателей обратить внимание на эту вещь. Оттого я не вдаюсь в подробности насчет сюжета. Прочитаете и увидите, чем все кончилось. И как знать, быть может, само выражение «Hangover Square» войдет в русский обиход. Например, это же идеальное название для того символического места, где обитают вышедшие в тираж политические изгнанники, которые ходят по адовому кругу отчаяния, скуки и надежды. Похмелье у них, увы, не от алкоголя.
Несчастный Оруэлл
В августе 1945 года в лондонском издательстве Secker & Warburg вышла одна из самых известных книг прошлого века. Небольшая повесть, по жанру – аллегорическая сказка, продолжала свифтовскую традицию английской литературы. Последняя часть скитаний хирурга Лемюэля Гулливера пришлась на страну гуигнгнмов, прекрасных добродетельных лошадей, которые управляют безобразными человекообразными йеху – да что уж там, «человекообразными», просто людьми. В «Скотном дворе» животные со зверофермы взбунтовались против своего пьянчуги-хозяина и захватили власть. Собственно, сказка – о том, что из этого вышло.
«Скотный двор» читали все или почти все. Из тех, кто не читал, немалое количество, во-первых, имеют все же представление о сюжете, а во-вторых, никогда не призна́ются, что не открывали этой книги. Наконец, среди тех, кто честно сознаётся в том, что не читали «Скотный двор», найдется немало людей, знающих хотя бы одну фразу оттуда. Например, эту: «Все животные равны. Но некоторые животные равны более других». Книга Оруэлла сыграла огромную роль в отрезвлении западных энтузиастов сталинского СССР, в формировании языка риторики времен «холодной войны», а в само́м Советском Союзе за самиздатовскую копию ее можно было угодить в лагерь. Первая публикация «Скотного двора» в СССР состоялась – в разных переводах и с разными названиями – в 1988 году в молдавском журнале «Кодры» и в рижском «Роднике». Обратим внимание на эту географию – не Москва, не Ленинград. В 1988 году мне было 24 года, я жил в закрытом советском городе Горьком и все самое лучшее из некогда запрещенного читал в «Роднике». Сегодня никто уже не помнит об огромной роли этого журнала – и некоторых других, латвийских, молдавских, грузинских – в вытравливании советского яда из мозга советского человека. Увы, этот процесс затронул небольшое количество людей, меньше, чем тогда казалось. Да и советское оказалось многослойным.
В общем, книга известная, о ней написано очень много, пересказывать ее сюжет глупо. Зато исключительно интересно проследить некоторые сюжеты, с ней связанные. Например, лондонский.
Джордж Оруэлл начал сочинять «Скотный двор» в 1943 году, а закончил в 1944-м. В декабре 1943-го он сообщал своему приятелю Леонарду Муру: «Ты будешь рад услышать, что я наконец-то опять пишу книгу». Когда же он ее дописал, на Мортимер-креснт, в Килбурне, где Оруэлл тогда жил с женой Айлин, прилетел немецкий Фау-1. Самое обидное, что писатель только что перетащил сюда большинство книг из разных предыдущих мест обитания, – и вот снова пришлось рассовывать библиотеку по друзьям. В конце концов был найден новый дом – квартира в районе Ислингтон, Кэнонбери-сквер, дом 27. Здесь семейство и поселилось, сюда привезли усыновленного ими младенца Ричарда, сюда же заглядывали литературные друзья обсудить поиски издателя «Скотного двора». Поиски оказались долгими и нелегкими.
Было несколько издателей. Первый, знаменитый Виктор Голланц, социалист, общественный деятель, некогда знакомец Ленина, отказался по простой причине – в разгар войны не стоит публиковать книгу, порочащую союзника, Советский Союз. Тем паче что в ней – о ужас! – Сталин с приспешниками изображены в виде свиней. Плюс Сноуболл – типичный Троцкий. А в Испании во время гражданской войны Оруэлл входил как раз в троцкистскую организацию – и чуть не погиб от рук испанских сталинистов.
В своей новой книге Кирилл Кобрин анализирует сознание российского общества и российской власти через четверть века после распада СССР. Главным героем эссе, собранных под этой обложкой, является «история». Во-первых, собственно история России последних 25 лет. Во-вторых, история как чуть ли не главная тема общественной дискуссии в России, причина болезненной одержимости прошлым, прежде всего советским. В-третьих, в книге рассказываются многочисленные «истории» из жизни страны, случаи, привлекшие внимание общества.
Книга К.Р. Кобрина «Средние века: очерки о границах, идентичности и рефлексии», открывает малую серию по медиевистике (series minor). Книга посвящена нескольким связанным между собой темам: новым подходам к политической истории, формированию региональной идентичности в Средние века (и месту в этом процессе политической мифологии), а также истории медиевистики XX века в политико-культурном контексте современности. Автор анализирует политико-мифологические сюжеты из средневекового валлийского эпоса «Мабиногион», сочинений Гальфрида Монмутского.
Книга Кирилла Кобрина — о Европе, которой уже нет. О Европе — как типе сознания и судьбе. Автор, называющий себя «последним европейцем», бросает прощальный взгляд на родной ему мир людей, населявших советские города, британские библиотеки, голландские бары. Этот взгляд полон благодарности. Здесь представлена исключительно невымышленная проза, проза без вранья, нон-фикшн. Вошедшие в книгу тексты публиковались последние 10 лет в журналах «Октябрь», «Лотос», «Урал» и других.
Истории о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне — энциклопедия жизни времен королевы Виктории, эпохи героического капитализма и триумфа британского колониализма. Автор провел тщательный историко-культурный анализ нескольких случаев из практики Шерлока Холмса — и поделился результатами. Эта книга о том, как в мире вокруг Бейкер-стрит, 221-b относились к деньгам, труду, другим народам, политике; а еще о викторианском феминизме и дендизме. И о том, что мы, в каком-то смысле, до сих пор живем внутри «холмсианы».
Книга состоит из 100 рецензий, печатавшихся в 1999-2002 годах в постоянной рубрике «Книжная полка Кирилла Кобрина» журнала «Новый мир». Автор считает эти тексты лирическим дневником, своего рода новыми «записками у изголовья», героями которых стали не люди, а книги. Быть может, это даже «роман», но роман, организованный по формальному признаку («шкаф» равен десяти «полкам» по десять книг на каждой); роман, который можно читать с любого места.
Лирико-философская исповедальная проза про сотериологическое — то есть про то, кто, чем и как спасался, или пытался это делать (как в случае взаимоотношений Кобрина с джазом) в позднесоветское время, про аксеновский «Рег-тайм» Доктороу и «Преследователя Кортасара», и про — постепенное проживание (изживание) поколением автора образа Запада, как образа свободно развернутой полнокровной жизни. Аксенов после «Круглый сутки нон-стоп», оказавшись в той же самой Америке через годы, написал «В поисках грустного бэби», а Кобрин вот эту прозу — «Запад, на который я сейчас поглядываю из окна семьдесят шестого, обернулся прикладным эрзацем чуть лучшей, чем здесь и сейчас, русской жизни, то есть, эрзацем бывшего советского будущего.
Средневековье — эпоха контрастов, противоречий и больших перемен. Но что думали и как чувствовали люди, жившие в те времена? Чем были для них любовь, нежность, сексуальность? Неужели наше отношение к интимной стороне жизни так уж отличается от средневекового? Книга «Любовь и секс в Средние века» дает нам возможность отправиться в путешествие по этому историческому периоду, полному поразительных крайностей. Картина, нарисованная немецким историком Александром Бальхаусом, позволяет взглянуть на личную жизнь европейцев 500-1500 гг.
В каждой эпохе среди правителей и простых людей всегда попадались провокаторы и подлецы – те, кто нарушал правила и показывал людям дурной пример. И, по мнению автора, именно их поведение дает ключ к пониманию того, как функционирует наше общество. Эта книга – блестящее и увлекательное исследование мира эпохи Тюдоров и Стюартов, в котором вы найдете ответы на самые неожиданные вопросы: Как подобрать идеальное оскорбление, чтобы создать проблемы себе и окружающим? Почему цитирование Шекспира может оказаться не только неуместным, но и совершенно неприемлемым? Как оттолкнуть от себя человека, просто показав ему изнанку своей шляпы? Какие способы издевательств над проповедником, солдатом или просто соседом окажутся самыми лучшими? Окунитесь в дерзкий мир Елизаветинской Англии!
Вниманию читателей предлагается первое в своём роде фундаментальное исследование культуры народных дуэлей. Опираясь на богатейший фактологический материал, автор рассматривает традиции поединков на ножах в странах Европы и Америки, окружавшие эти дуэли ритуалы и кодексы чести. Читатель узнает, какое отношение к дуэлям на ножах имеют танго, фламенко и музыка фаду, как финский нож — легендарная «финка» попал в Россию, а также кто и когда создал ему леденящую душу репутацию, как получил свои шрамы Аль Капоне, почему дело Джека Потрошителя вызвало такой резонанс и многое, многое другое.
Книга посвящена исследованию семейных проблем современной Японии. Большое внимание уделяется общей характеристике перемен в семейном быту японцев. Подробно анализируются практика помолвок, условия вступления в брак, а также взаимоотношения мужей и жен в японских семьях. Существенное место в книге занимают проблемы, связанные с воспитанием и образованием детей и духовным разрывом между родителями и детьми, который все более заметно ощущается в современной Японии. Рассматриваются тенденции во взаимоотношениях японцев с престарелыми родителями, с родственниками и соседями.
В монографии изучается культура как смыслополагание человека. Выделяются основные категории — самоосновы этого смыслополагания, которые позволяют увидеть своеобразный и неповторимый мир русского средневекового человека. Книга рассчитана на историков-профессионалов, студентов старших курсов гуманитарных факультетов институтов и университетов, а также на учителей средних специальных заведений и всех, кто специально интересуется культурным прошлым нашей Родины.
Пьер Видаль-Накэ (род. в 1930 г.) - один из самых крупных французских историков, автор свыше двадцати книг по античной и современной истории. Он стал одним из первых, кто ввел структурный анализ в изучение древнегреческой истории и наглядно показал, что категории воображаемого иногда более весомы, чем иллюзии реальности. `Объект моего исследования, - пишет он, - не миф сам по себе, как часто думают, а миф, находящийся на стыке мышления и общества и, таким образом, помогающий историку их понять и проанализировать`. В качестве центрального объекта исследований историк выбрал проблему перехода во взрослую военную службу афинских и спартанских юношей.