На распутье - [8]
Ворча ругательства, босяк вошел с ними в калитку. Над могилевскими крышами подымалось красное солнце, и его живительные лучи придали босяку бодрости. В прихожей дома, где не было ничего русского, — и это понравилось бродяге, ибо он не любил Московию, — его встретил высокорослый и тонкий, как палка, пан, сидевший на скамье. Он вгляделся в бродягу. Что-то знакомое проглянуло в толстогубом лице с мелкими черненькими глазками. На щеке малого торчала обросшая волосами бородавка. Сидевший был пан Зертинский, находившийся на службе у убитого самозванца.
— Я где-то тебя видел? Ты проживал в Москве?
Бродяга кивнул.
— У князя Василия Мосальского?
— С Арбату я, со Знамения Пречистья из-за конюшен, — ответил бродяга, уклонившись про князя Мосальского.
— Ты был писцом у царька?
— Хитро, добрый пан, много хочешь ведать. Скажи лучше слуге, чтобы он мне дал еду, да что получше, потому что я не привык к худой пище: я сам не ниже, а намного выше любого пана по уму. — Бродяга цинично усмехнулся, желая поддеть Зертинского.
— Как твое имя? Богдан?
— Нет. По-всякому меня кличут. Кто Митка, а кто — Битка, давали и другие прозвища.
— Ты иудей?
Бродяга встопорщился, глазки вспыхнули, нос сделался «рытым», жесткое смуглое лицо его стало злым.
— Я знаю весь церковный круг. Я — из белорусов.
На это заявление бродяги пан Зертинский тонко улыбнулся.
— Ты видел, как убили Димитрия?
— За пять ден до кутерьмы я покинул Москву. Но я про все ведаю.
— Про что?
— Про убитого расстригу.
— А разве он был расстригой? — продолжал расспрашивать бродягу Зертинский.
— А то нет? — ощерился бродяга.
— Каким же образом его признали?
— В Московии признают даже свинью, и чем она грязнее — тем скорее.
— Невысокого же ты мнения о России, — усмехнулся Зертинский. — Тебе такое говорить не следует. — Зертинский оглядел его с ног до головы. — Ты такого же роста, как Димитрий…
— Так что с того?
— Царь Димитрий спасся. Он здесь, в Путивле. Ты знаешь о том, что он бежал сюда?
— Слыхал. Ты чего, пан, от меня хочешь? — спросил бродяга, продолжая с волчьей жадностью работать зубами — подчищал все, что лежало на тарелках.
— Отдохни в людской, а в обед обсудим…
Пан Зертинский, надев кафтан, отправился к пану Меховецкому — тот осел после бегства из Москвы в доме напротив. Меховецкий был крупного склада и с рыцарской отметиной на багровом лице. У Меховецкого сидел Молчанов.
— Я нашел, Панове, того, кто нам нужен. — Он кивнул Молчанову. — Рост — точно как у самозванца, морда, правда, собачья, сходства никакого, кроме бородавки. Но ведаю, что этого малого можно поставить на кон.
И без того стеклянные глаза Меховецкого заблестели еще более; он даже потер руки от удовольствия.
— Возьмемся за малого. Игра не должна быть кончена! — проговорил он, потирая руки. — Наши труды не должны пропасть даром.
— Грамоту знает? — спросил Молчанов.
— Грамотен. Был писцом у князя Мосальского, с Арбата.
— Тогда я его должен знать, — сказал Молчанов.
За обедом Молчанов и паны взялись за бродягу основательно.
Тот страшно перепугался, однако не хотел гневить панов и потому стал крутить и петлять, бормоча:
— Ищите, господа паны, кого другого, а я человек тихий. В учителя пойду опять.
— Подумай: с нашей помощью ты можешь добыть корону — проще пареной репы, — насел на него Зертинский. — Пан Меховецкий — такой знатный вельможа! — согласен стать гетманом.
Тот кивнул головою, проговорил напористо:
— Согласен.
— Под Кромами стоит Иван Болотников, — продолжил Молчанов. — У него уже около полутора тысяч, и войско его все пополняется. Болотников разгромит воевод Шуйского. Михайло Скопин — мальчишка. Болотников введет тебя в Кремль и посадит на трон, с нашей, без сомнения, помощью.
Скрипя сапогами, в комнату быстро вошел Шаховской.
Молчанов кивнул:
— Погляди, воевода, на этот лик: вылитый царь!
— А он еще залупаеца, — захихикал пан Зертинский.
Шаховской, как цыган коня, оглядел бродягу.
— Грамотен?
— А то! — выпятил грудь бродяга.
— Был писарем, — пояснил Молчанов. — Я его рожу помню.
— Со мною так калякать негоже, — разгневался Битка-Митка.
— Жену имеешь? — выяснял Шаховской.
— Я, господа паны, люблю валять чужих баб, — ощерился в гаденькой усмешке бродяга.
— Лихой малый, — хлопнул его по плечу Меховецкий.
— Ну что, испытаешь судьбу? Про Ивашку он знает? — спросил Шаховской у Молчанова.
— Знает. Будет круглый дурачина, коли откажется!
Бродяга ковырял соломинкой в желтых кривых зубах, хорохорясь, поддернул плечами, шмыгнул носом.
«Не то рыпнуться? Страшно! Удавят, как собаку! — раздумывал бродяга. — Благодарение, господа паны. За-лучше подамся добывать золото да баб щупать».
Ночью он полез было к служанке Зертинского, но та огрела его кулаком по голове, вцепилась в волосы, посулила:
— Прибью недоноска!
Когда все стихло, бродяга потихоньку вывел из стойла коня — погнал его в Пропойск. Дней пять он шатался по торжищу: где гадал, где крал, где лез под подол иной купчихи, без стыда и совести, — и тут его крепко ухватили под руки стражники, посадили под замок.
Какой-то толстый пан сказал:
— Ты — лазутчик Москвы, не отпирайся!
Три дня его держали на воде да сухарях, а на четвертый явились паны — Меховецкий с Зертинским.
В настоящий сборник вошли повести и рассказы Леонида Корнюшина о людях советской деревни, написанные в разные годы. Все эти произведения уже известны читателям, они включались в авторские сборники и публиковались в периодической печати.
Роман Леонида Корнюшина «Демьяновские жители» — остросовременное, глубокое по психологизму произведение, поднимающее жгучие проблемы нынешнего уклада маленьких деревень и городков средней полосы России. В центре повествования большая трудовая семья Тишковых — крестьяне, рабочие, сельские интеллигенты. Именно на таких корневых, преданных родной земле людей опирается в своей деятельности секретарь райкома Быков, человек мудрый, доброжелательный, непримиримый к рвачеству, волокитству.
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Главные герои романа – К. Маркс и Ф. Энгельс – появляются перед читателем в напряженные дни революции 1848 – 1849 годов. Мы видим великих революционеров на всем протяжении их жизни: за письменным столом и на баррикадах, в редакционных кабинетах, в беседах с друзьями и в идейных спорах с противниками, в заботах о текущем дне и в размышлениях о будущем человечества – и всегда они остаются людьми большой души, глубокого ума, ярких, своеобразных характеров, людьми мысли, принципа, чести.Публикации автора о Марксе и Энгельсе: – отдельные рассказы в периодической печати (с 1959); – «Ничего, кроме всей жизни» (1971, 1975); – «Его назовут генералом» (1978); – «Эоловы арфы» (1982, 1983, 1986); – «Я все еще влюблен» (1987).
«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Здесь и на улицах как в комнатах без форточек». Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» «… Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербург, я как-то все боялся его». Ф. М. Достоевский «Петербургские сновидения»Строительство Северной столицы началось на местах многочисленных языческих капищ и колдовских шведских местах. Именно это и послужило причиной того, что город стали считать проклятым. Плохой славой пользуется и Михайловский замок, где заговорщики убили Павла I.
Когда-то своим актерским талантом и красотой Вивьен покорила Голливуд. В лице очаровательного Джио Моретти она обрела любовь, после чего пара переехала в старинное родовое поместье. Сказка, о которой мечтает каждая женщина, стала явью. Но те дни канули в прошлое, блеск славы потускнел, а пламя любви угасло… Страшное событие, произошедшее в замке, разрушило счастье Вивьен. Теперь она живет в одиночестве в старинном особняке Барбароссы, храня его секреты. Но в жизни героини появляется молодая горничная Люси.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.
Василий Васильевич II Тёмный был внуком Дмитрия Донского и получил московский стол по завещанию своего отца. Он был вынужден бороться со своими двоюродными братьями Дмитрием Шемякой и Василием Косым, которые не хотели признавать его законных прав на великое княжение. Но даже предательски ослеплённый, он не отказался от своего предназначения, мудрым правлением завоевав симпатии многих русских людей.Новый роман молодого писателя Евгения Сухова рассказывает о великом князе Московском Василии II Васильевиче, прозванном Тёмным.
Новый исторический роман известного российского писателя Бориса Васильева переносит читателей в первую половину XIII в., когда русские князья яростно боролись между собой за первенство, били немецких рыцарей, воевали и учились ладить с татарами. Его героями являются сын Всеволода Большое Гнездо Ярослав Всеволодович, его сын Александр Ярославич, прозванный Невским за победу, одержанную на Неве над шведами, его младший брат Андрей Ярославич, после ссоры со старшим братом бежавший в Швецию, и многие другие вымышленные и исторические лица.
Роман Раисы Иванченко «Гнев Перуна» представляет собой широкую панораму жизни Киевской Руси в последней трети XI — начале XII века. Центральное место в романе занимает фигура легендарного летописца Нестора.
Первый роман японской серии Н. Задорнова, рассказывающей об экспедиции адмирала Е.В.Путятина к берегам Японии. Николай Задорнов досконально изучил не только историю Дальнего Востока, но и историю русского флота.