На пути к плахе - [40]

Эти доказательства заключались в показаниях некоторых из арестованных, в показаниях, которые ожидались от других арестованных, в показаниях предателей и в переписке, которая была сразу раскрыта, так что удалось снять точные копии всех писем, которыми обменивалась Мария Стюарт с заговорщиками.

Теперь желание Елизаветы могло уже сбыться: она имела случай избавиться на законном основании от своей соперницы и навсегда обезвредить ее.

Но всех этих улик, добытых Валингэмом при раскрытии заговора, было ему недостаточно. Он хотел иметь в своих руках еще более бесспорные доказательства. С этой целью он с самого начала изолировал двух человек, близко стоявших к Марии, от процесса, направленного против Марии Стюарт. Это были оба секретаря Марии, Курл и Ноэ, которых задержали и арестовали на пути из Чартлея в Тиксаль.

Во время процесса над другими заговорщиками Валингэм приказал доставить обоих секретарей к себе на дом и там держать под строжайшим арестом. Из этого видно, какую важность придавал он этим лицам.

Только тогда, когда процесс Бабингтона был покончен и приговор суда приведен в исполнение, Валингэм снова занялся судьбой арестованных секретарей. Однажды он отправился к своему шурину Берлею, чтобы обсудить с ним вопрос, в какой мере и степени лучше всего будет использовать их.

– Самым простым было бы судить и казнить их вместе со всеми другими заговорщиками, – сказал первый министр Елизаветы.

– Нет, милорд, – ответил Валингэм, – я много думал об этом. Этих секретарей нельзя назвать заговорщиками, так как в их обязанность совсем не входило доносить о том, что делала их повелительница; они были подчинены только ей и исполняли данное им приказание. Поэтому, если бы мы допустили их фигурировать в процессе, ныне окончившемся, то их, наверное, оправдали бы. Мы должны использовать их другим образом.

– А именно?

– Об этом-то я и хочу поговорить с вами, – ответил Валингэм. – Для нас совершенно безразлично, умрут ли эти люди или останутся в живых; ведь они были безвольным орудием в чужих руках. Но мы могли бы так запугать их возможностью процесса, что они дадут показания, направленные против бывшей шотландской королевы, а в этом случае мы можем вообще смотреть на них только как на свидетелей.

– В этом есть известный смысл, – задумчиво сказал Берлей. – Так вы все еще стараетесь вести намеченную вами линию?

– Пока я не вижу основания отступать от нее, – ответил Валингэм, – пожалуй, больше и не представится такой счастливой возможности стряхнуть кошмар, угнетающий столько времени Англию. Раз у меня в руках будут показания Курла и Ноэ, я представлю на обсуждение государственного совета предложение вчинить формальный процесс против настоящей виновницы всех этих злоумышлений.

– Да, да! – оживленно воскликнул Берлей. – Это действительно самый верный путь. Иди им, милый шурин!

Берлей только в очень редких случаях называл Валингэма «милым шурином», когда же это случалось, то служило доказательством, что он очень доволен им. Поэтому Валингэм с благодарной улыбкой поклонился ему и вышел.

Придя домой, он послал за Пельдрамом.

Последний вернулся в Лондон на вышеописанных условиях. Он поспешил засвидетельствовать свое почтение лорду-президенту «Звездной палаты», Берлею и Лестеру. Все они приняли его, и хотя обращение их при этом и отличалось холодностью, но Пельдрам все-таки убедился, что они не питают к нему дурных чувств. Берлей даже обещал ему полное прощение королевы, что и было на самом деле исполнено. Между прочим, Елизавета помянула Кингстона – человека, который сделал так много для ее безопасности, – только следующей фразой:

– Жаль! Это был полезный человек.

Только один Валингэм не пустил к себе на глаза Пельдрама, а просто выслал ему с лакеем патент на новую должность.

Такой прием заставил шотландца несколько обеспокоиться, и теперь, когда ему передали приказание государственного секретаря немедленно явиться, Пельдрам не мог отделаться от чувства некоторого беспокойства. Тем не менее он поспешил одеться и отправиться по вызову, сознавая, что от этого свидания, быть может, зависит вся его будущность.

Когда он вошел в кабинет Валингэма, последний с ног до головы окинул его пытливым взором. Поклонившись, Пельдрам ждал, пока с ним заговорят.

– Знаете ли вы, – начал государственный секретарь, – кто и что вы в сущности такое?

– Кажется, знаю, – ответил Пельдрам. – Я – орудие в ваших руках, вещь, которой пользуются, пока она нужна, и которую спокойно выбрасывают вон, когда из нее уже извлечена вся польза.

– Подобный ответ избавляет вас от нагоняя, – улыбаясь, ответил Валингэм. – Вы, очевидно, нашли, что из Кингстона я уже извлек всю возможную пользу?

– Да, милорд.

– И думаете, что можете заменить мне его?

– Вполне, милорд!

– Вы слишком много берете на себя. Кингстон отличался умом, храбростью и знанием обстоятельств момента.

– Я, разумеется, не могу знать многое так, как знал он, но я тоже храбр и не глуп, как Кингстон. Кроме того, я – верный слуга, что никак нельзя сказать про Кингстона.

– В этом отношении я не могу пожаловаться на него.

– Это возможно; ведь его подлость хорошо оплачивалась на вашей службе!