На пути к плахе - [42]

Чтобы выслушать показания обоих секретарей, была назначена целая комиссия под председательством его самого; разумеется, остальные члены этой комиссии сидели там только для вида.

В день допроса пред комиссией привели сначала одного Ноэ, и Валингэм обратился к нему необыкновенно ласково.

– Сэр, – сказал он, обращаясь к Ноэ, – ваша повелительница очень глубоко провинилась пред законом, и весьма возможно, что все ее соучастники, не исключая и ее самой, должны будут предстать пред судом. Но соучастниками могли быть только лица, которые вели корреспонденцию, то есть ее секретари, а следовательно – вы и Курл!

– Милорд, – после некоторого раздумья ответил допрашиваемый, – мне неизвестно никакой вины за королевой Марией, а тем менее могу быть виновным в чем-либо я сам.

– Вы хотите, может быть, сказать этим, что Мария Стюарт сама вела всю корреспонденцию?

– Да, она сама вела всю свою корреспонденцию, но, поскольку я видел, все это была самая невинная переписка. Впрочем, отправкой корреспонденции заведовал не я, а Курл.

Валингэм приказал увести Ноэ и привести Курла.

Первые ответы Курла были в общих чертах похожи на ответы Ноэ, но, когда ему предъявили показание Ноэ, что отправкой корреспонденции заведовал он, Курл показал, что Мария Стюарт диктовала Ноэ все письма и что Ноэ потом исправлял ошибки и правил слог.

Вновь вызванному Ноэ был предъявлен этот оговор, и он был принужден признаться, что это так и было. Но он добавил, что Курл шифровал все письма и заботился о доставлении их по адресам. Курлу пришлось признаться в этом, и, когда их обоих уличили в отрицании или по крайней мере в сокрытии важных вещей, им стали грозить пыткой.

Напуганный этим Ноэ показал, что письмо к Бабингтону, перехваченное властями и касавшееся планов бегства и деталей заговора, Мария Стюарт написала совершенно самостоятельно.

Курл должен был сознаться, что и это письмо он тоже шифровал, и в конце концов оба они сдались под угрозами и показали, что Мария Стюарт была отлично осведомлена в ходе заговора и замыслах заговорщиков.

На этом показании был закончен допрос обоих секретарей. Теперь у властей были в руках все доказательства участия Марии Стюарт в заговоре.

Валингэм спешно принялся за доклад государственному совету; в этом докладе он объединил все показания и улики, что должно было положить фундамент для обвинения Марии Стюарт.

Между прочим, когда заговор был открыт, настроение народных масс оказалось против Марии и за Елизавету, что доказывало, насколько в воображении заговорщиков были преувеличены любовь и сочувствие населения к Марии Стюарт. Очень часто на площадях и на народных собраниях раздавались голоса, проклинавшие Марию и ругавшие ее такими бранным кличками, которые были далеко не лестны для ее репутации и чести. В то же время и жестокость расправы Елизаветы с заговорщиками вызывала порицания.

Валингэм, разумеется, часто и подолгу совещался с Берлеем о ходе следствия против Марии, представил ему полный доклад, и когда наконец увидал, что может предъявить к шотландской королеве веское обвинение, то заставил шурина пойти на решительный шаг.

Но для всего, что они собирались предпринять, прежде всего надо было получить согласие Елизаветы, и Берлей начал с этого.

Из всего образа действий английской королевы довольно ярко проступает ее характер; при всей своей энергии, она прежде всего оставалась женщиной, боящейся последнего, решительного шага. Поэтому каждый раз, когда Берлей заговаривал с нею о судьбе Марии Стюарт, Елизавета впадала в нерешительность и не могла побороть свои колебания. В конце концов это так надоело Берлею, что он наотрез заявил Валингэму о необходимости прекратить все это дело.

Но Валингэм далеко не был расположен видеть, как его труды пропадут даром.

– Милорд, – сказал он, – я понимаю, в чем тут дело. Но будьте так добры и возьмите меня еще как-нибудь с собой, когда вы отправитесь на совещание с королевой.

Так и было сделано. При этом случае Валингэм напомнил королеве обо всем, что замышляли заговорщики. Он указал, что в стране не может наступить успокоение, пока существует причина волнений – Мария Стюарт, сослался на то, что короли могут прощать личные обиды, но не имеют права подвергать страну вечной опасности, а до тех пор, пока не будет покончено с Марией Стюарт, Англии будет грозить постоянная опасность и извне и внутри.

Елизавета была бы очень рада, если бы ее уговорили, но она именно не хотела, чтобы все дело получило окраску личной мести с ее стороны, и в этом смысле и сделала свои возражения.

Но Валингэм был наготове и тут.

– Ваше величество, – ответил он, – народ требует от вас справедливости. Пусть сам народ, в лице своих представителей – первых пэров государства, решит судьбу виновницы вечных беспорядков. Пусть специально вами назначенная комиссия выслушает мой доклад и сделает определенное постановление!

– Допустим, что это так и будет, – сказала королева, – но ведь короли и государи всей земли заинтересованы приговором, который должен будет обрушиться на голову коронованного лица, и все они станут моими врагами, если этот приговор будет чересчур суров.