На пути к плахе - [25]

– Отлично, сэр! – сказала Мария насмешливым тоном.

– Выходить из комнаты вы будете лишь с моего разрешения и в сопровождении меня!

– Благодарю вас за честь!

– Ни одного письма вы не отправите, пока я предварительно не прочту его. Вне замка вы ни с кем не будете говорить даже в моем присутствии, не будете раздавать милостыню.

– Мне кажется, вы – не рыцарь, а замаскированный тюремщик!

– Я – страж преступной женщины и принимаю соответствующие тому меры. Пойдемте, сэр Садлер! Представьте мне поодиночке всех слуг, чтобы я мог сделать подбор по своему усмотрению.

Садлер поклонился королеве и последовал за строгим Полэтом. Мария стояла ни жива ни мертва.

Когда были улажены все дела между старым и новым комендантом, последний стал готовиться к отъезду.

– Не желаете ли погостить у меня еще день? – спросил Полэт.

– Нет, благодарю, – ответил Садлер, – здешняя атмосфера мне всегда была противна, а теперь – более, чем когда-либо.

– Ну, как вам угодно! – пробормотал фанатик, и Садлер со своим товарищем и приближенными людьми покинул замок, направляясь по пустынной снежной равнине.

Сэр Эмиас стал распоряжаться в замке подобно злому духу.

Мария Стюарт переживала ужасное, тяжелое время. Полэт не отступил от своего постановления. Королева была лишена всякого сообщения с внешним миром, всякая деятельность с ее стороны была парализована, она не имела возможности переписываться со своими приверженцами и сообщаться с врагами королевы Елизаветы. Кроме того, сырость помещения отзывалась на ее здоровье, а горе, причиненное поведением ее сына, короля Шотландии, отказавшегося от нее, угнетало ее. Состояние ее здоровья ухудшилось настолько, что даже бесчувственный железный пуританин Полэт нашел необходимым донести об этом и выставить причиной болезни необитаемость замка. Следствием этого донесения был перевод Марии в замок Чартлей, в графстве Бедфордшир, где ей возвратили ее слуг и предоставили большие удобства. Переезд состоялся в конце декабря 1585 года. Однако Полэт остался по-прежнему ее охранителем, и его бдительность нимало не уменьшилась; напротив, строгость приняла даже иной, более злобный, характер.

Однако Мария мало-помалу привыкла к своему тюремщику, а он, в свою очередь, становился все предупредительнее и вежливее. Лицемерие, за которое старый пуританин так презирал католиков, было доведено им самим до блестящего совершенства.

Так, например, он явился к Марии в один прекрасный августовский день и предложил ей принять участие в охоте, которая предпринималась в Тиксальском парке.

Мария взглянула на рыцаря с удивлением, но, по-видимому, это предложение доставило ей удовольствие.

– Что это значит, сэр? – воскликнула она. – Это – проявление милости ко мне королевы Елизаветы?

– На это я должен ответить отрицательно, – сказал Полэт, – это я прошу у вас милости!

– Не знаю, как понять вас; каким образом мое присутствие на охоте может оказаться милостью для вас?

– Служебный долг обязывает меня, миледи, не покидать вас. Если вы согласитесь принять участие в охоте, то, следовательно, и я могу воспользоваться ею, если же нет, то и мне пришлось бы отказаться от этого удовольствия.

– Ах, вот в чем дело! – с улыбкой воскликнула Мария. – Это очень много! Рыцарь Эмиас просит свою пленницу об одолжении! Ну, я не хочу оказаться нелюбезной! Когда же должна состояться охота?

– Восемнадцатого числа.

– Хорошо, я согласна принять участие!

– Вы очень милостивы! – произнес лицемер, отвешивая низкий поклон.

В назначенный для охоты день Мария встала очень рано. Летнее время и более гигиеничные условия жизни восстановили ее здоровье, и она снова приобрела прежнюю жизнерадостность. С тех пор как ей возвратили экипаж, она совершала частые прогулки в окрестностях замка Чартлей. Правда, эти поездки были всегда обставлены чрезмерными предосторожностями. Сам Полэт с восемнадцатью конными стрелками сопровождал экипаж королевы, к которому никто, даже ни один нищий, не смел приблизиться.

Хотя Полэт не подавал Марии никакого основания предполагать, что этот выезд на охоту можно считать уступкой со стороны королевы Англии, но кто знаком с ощущениями человека заключенного, тот поймет, как охотно тот цепляется за самую слабую надежду и желает видеть в этом признак скорого освобождения. Такими мыслями была занята и Мария.

Она не только встала рано, но и была в чрезвычайно веселом настроении. Несомненно, что и развлечение предстоящей охотой имело известную прелесть для лишенной свободы королевы.

Она много шутила со своими дамами, пока совершала туалет, а затем позавтракала с большим аппетитом.

Немного спустя подъехал экипаж королевы, запряженный четверкой лошадей, появился обычный эскорт, и Полэт проводил Марию из ее комнат к экипажу. Она была настолько хорошо настроена, что сказала несколько любезных слов старому лицемеру и позволила ему помочь ей сесть в экипаж. Затем рыцарь сел на лошадь, и тронулись в путь. Полэт держался у самой дверцы экипажа.

– Прекрасный день! – обратилась Мария к своему спутнику, завязывая тем разговор, который продолжался некоторое время довольно оживленно.

Приблизительно на полудороге от Чартлея к Тиксалю Мария вдруг заметила всадника с конвоем.