На пределе - [20]
— Я там все утряс, обговорил, в тресте добро получил, — докладывал мне Ситников. — Возьмем бумагу. Теперь ты сам, Гена, лицо, так сказать, руководящее, побывай сам на складе. Личный контакт — великое дело! Складом по совместительству командует некий Тополев. Знаешь его? Ну и отлично, свяжись с ним и считай — бумага у тебя есть. На месяц хватит, я прикинул. А там найдем еще!..
Тополев встретил меня недружелюбно, вел себя надменно. Он смешно надувал густо помеченные оспяными щербинками щеки, задирал подбородок, видимо, подражая какому-то руководящему лицу. Коротконогий, в лохматой медвежьей дошке, он казался почти квадратным.
— Архив какой-то имеется, но мне сейчас некогда. Я спешу на совещание к самому Барскому, — важничая, назвал он фамилию управляющего трестом. — Разрешение на архив имеется?
Я подал нужную бумагу.
— Иванов! — подозвал он старика-конюха. — Сведи его, покажи, где брать бумаги. Там, под навесом…
Старик повел меня во двор конного парка — просторную площадку, застроенную по периметру конюшнями и навесами, складами с пудовыми замками на крепких воротах. Под одним из навесов высилась гора бумаг, занимавшая часть помещения. Другая часть завалена чемоданами, сундуками, баулами, изготовленными из кожи, досок, фанеры и еще каких-то неизвестного мне происхождения материалов. Все эти сундуки, чемоданы, баулы, корзины небрежно, по-воровски, вскрыты безжалостной и корыстной рукой. Словно взломщик спешил и оглядывался: а не засекут ли его, ненароком… Видны поломанные замки, сорванные с петель крышки… Чем-то горестным веяло от этого буйства потрошителя чемоданов и сундуков, недозволенным, заведомо преступным. И я невольно проговорил:
— Словно воры поработали тут.
— Это ты в точку попал: воры и есть, — согласился конюх. — В этом, во всем, солдаты вещички свои держали, и шило-мыло, и покупное для дома. В любом чемодане или сундучке лежали подарки для матери и отца, братьям там, сестрам и невестам… Отрезы на костюм, на платьишко, а то и готовый костюм, платочек какой, брошка, свитерок, туфли «джимми». Мало ли что там лежало. Ребята-то, которые служили в Комсомольске в стройбате, все зарабатывали хорошо. Водились деньжата у парней. К демобилизации уже готовились. А тут — война. Ушли все в одночасье на фронт, да под самую матушку-Москву. Столицу-то, дальневосточники заслонили. Вещи-то, знамо дело, остались в казармах, не до вещей, когда враг на страну прет.
Я стал понимать происхождение этих поломанных чемоданов, боялся подумать, что вижу наглое беззаконие. Нет, тут что-то не так! Перебиваю старика:
— Ты говоришь: воры. Ты кого подозреваешь?
Конюх усмехнулся, с хитрецой посмотрел на меня, словно размышляя: стоит ли со мной откровенничать, и сказал:
— Никого я не подозреваю. Чего подозревать? Воры есть, только законные вроде…
Мне стало смешно. Я вспомнил, как до войны на заводе работал слесарем бывший уголовник. Он не без гордости называл себя «я вор в законе». И добавлял: «Перековавшийся, прошу учесть!»
— А ты не смейся, парень, — продолжал старик. — Я тебе сейчас все поясню.
Год миновал войне, стали крысы хозяйничать в солдатских вещичках. Беды большой от них не было, но сам крысиный разбой приглянулся кое-кому… Стали заглядывать в склад, которые из начальства ОРСа треста, (ОРС — отдел рабочего снабжения) и крысам помогать. Актик составят, баульчик распотрошат, али там чемодан, кто отрезик унесет домой, списанный, крысами «съеденный», го полуботинки, ситчик ли там, другая вещь какая. Я-то все примечал. После мелких и поглавнее начальники стали сюда похаживать. Шерудили они крепко, скажу тебе, надеялись: война все спишет! Но последнее время вроде стали побаиваться. Могут ведь и солдаты некоторые возвернуться за вещичками, а что им скажешь? Тогда и засуетилась бражка эта: «В складе крыс развелось несметно. Они могут и чуму подбросить нашему городу. Что тогда?! Подумать жутко». Бражка к начальству. Начальство, недолго думая, отдает приказ: все вещи солдатские ввиду полной негодности и угрозы заражения сжечь в присутствии полномочной комиссии. В комиссию вошли все те, кто чемоданы раскурочивал, и Тополев наш. Кое-что пожгли, но все, что было ценного, меж собой поделили. Ты сходи на толкучку. До сих пор отрезы продают спекулянты. Солдатские отрезы. Атак вроде все сожгли. И акты есть, чин по чину, не придерешься, законные воры.
Старик помрачнел, закурил махорочную цигарку, угостил меня самосадом. «Свой. Я его с донником…» После некоторой паузы, заговорил снова:
— У меня сын тоже в первый же день войны ушел на фронт. Тоже под Москвой стоял и врага в Москву не пустил. Два танка подбил. Умер в госпитале. Это уже после Сталинграда. Умер сын… В Комсомольске он действительную служил, в стройбате. А мы — тамбовские сами. Я по его вызову сюда вот приехал, в Комсомольск. Здесь сын собирался жить и нас с матерью вызвал к себе. Вот тут и оказались, на краю света, на старости-то лет. А сын-то там, возле Волги лежит… Туда бы надо нам, если, конечно, доживем. Эх-ма!
Я слушал старика и мне было стыдно. Мне было стыдно, что я, ровесник его сына, стою здесь с ним, в далеком тылу. Мне стыдно, что я ничего не могу сделать, чтобы сохранить остатки вещей солдат — сверстников и соратников его сына, где-то воюющих сейчас на земле врага или спящих вечным сном на полях сражений. Вещи, вещи… А вот письма родных, а их фотографии?.. Вон они рассыпаны на снегу…
Главная героиня романа ожидает утверждения в новой высокой должности – председателя областного комитета по образованию. Вполне предсказуемо её пытаются шантажировать. Когда Алла узнаёт, что полузабытый пикантный эпизод из давнего прошлого грозит крахом её карьеры, она решается открыть любимому мужчине секрет, подвергающий риску их отношения. Терзаясь сомнениями и муками ревности, Александр всё же спешит ей на помощь, ещё не зная, к чему это приведёт. Проза Вениамина Агеева – для тех, кто любит погружаться в исследование природы чувств и событий.
Героиня романа мечтала в детстве о профессии «распутницы узлов». Повзрослев, она стала писательницей, альтер эго автора, и её творческий метод – запутать читателя в петли новаторского стиля, ведущего в лабиринты смыслов и позволяющие читателю самостоятельно и подсознательно обежать все речевые ходы. Очень скоро замечаешь, что этот сбивчивый клубок эпизодов, мыслей и чувств, в котором дочь своей матери через запятую превращается в мать своего сына, полуостров Крым своими очертаниями налагается на Швейцарию, ласкаясь с нею кончиками мысов, а политические превращения оборачиваются в блюда воображаемого ресторана Russkost, – самый адекватный способ рассказать о севастопольском детстве нынешней сотрудницы Цюрихского университета. В десять лет – в 90-е годы – родители увезли её в Германию из Крыма, где стало невыносимо тяжело, но увезли из счастливого дворового детства, тоска по которому не проходит. Татьяна Хофман не называет предмет напрямую, а проводит несколько касательных к невидимой окружности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.
В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…