На пороге великих тайн - [18]

Голубовато-сизая сойка пролетела над самыми их головами, обиженно затрещала и исчезла в чаще. Ыка настороженно прислушивался, следя за ее полетом. Потом встал и потянулся.

— Тигр пошел, — пояснил он изумленному Попову. — Был бы близко, сойка нам об этом сказала бы. А она, видишь, молчит…

Анатолий Илларионович с сомнением качал головой.

— Пойдем, — настаивал Ыка, — тигр ушел…

Попов еще раз выглянул из кустов, потом поднялся, с трудом распрямил онемевшую спину.

— Пошли, — решил он, выбравшись на тропу и снова почувствовав себя начальником, — только ты смотри в оба и того… не отходи никуда…

Ыка ухмыльнулся. Обиженный Анатолий Илларионович уже открыл рот, чтобы дать волю негодованию, как вдруг, глянув случайно поверх злополучного сука, охнул и стремительно прыгнул в кустарник. Ыка последовал его примеру.

Очутившись на старом месте в своей засаде, они вытаращили друг на друга глаза.

— Ну? — спросил Анатолий Илларионович.

— Ну? — откликнулся как эхо Ыка.

— Видел?

— Нет…

— Не видел? — возмутился Попов. — Эх ты! Он только что перешел тропу в том же самом месте.

Ыка чуть выставил из кустов ствол винчестера и прилег на мягкий мох. Попов настороженно вертел головой. Снова воцарилась томительная тишина. Прошло около часа. Ыка не шевелился. Анатолий Илларионович почувствовал, что сидеть ему неудобно. Он осторожно подвинулся, пощупал рукой мох, вытащил небольшой угловатый камень, хотел отложить его в сторону и замер. На ячеистой, изъеденной выветриванием[8] поверхности был отчетливо виден отпечаток раковины.

— Фауна!

Позабыв о тигре, Попов принялся торопливо разгребать мох. Извлек еще несколько камней. На них также были отпечатки раковин.

«Пусть теперь Савченко попробует сказать, что он не умеет искать фауну!»

Ыка искоса наблюдал за начальником.

— Чего смотришь? Вставай, заворачивай образцы, — распорядился Анатолий Илларионович.

— А тигр?

— Что тигр? Не ждать же его до вечера.

Окрыленный удачей Попов вылез на тропу. Теперь ему было с высокого дерева наплевать на всех тигров. А по совести сказать, этот тигр даже помог найти фауну.

Ыка, настороженно оглядываясь, шуршал бумагой, заворачивая образцы.

На Попова он теперь поглядывал с уважением и страхом. Трудно понять начальников. Сначала испугался, сейчас ничего не боится…

Сам Ыка теперь боялся больше, чем вначале. Уж больно непонятно вел себя тигр. Наверно, залег в кустах и наблюдает за ними. Хотя бы до темноты вернуться в лагерь. А начальник, как нарочно, продолжает выковыривать из-под мха камни.

Наконец вся фауна была выбрана.

Ыка с облегчением вздохнул и взвалил за плечи рюкзак.

— Э, чуть не забыл, — спохватился Анатолий Илларионович, — обруби-ка вон тот сук над головой, я…

Он не кончил. Ыка взглянул на начальника и увидел, что у того словно окаменело лицо.

— Т-тигр, — шептал Анатолий Илларионович, уставившись в одну точку. — Опять т-там же…

Ыка стремительно вскинул винчестер.

Проследив за взглядом Попова, он вдруг подпрыгнул, как ужаленный, а потом шлепнулся на землю и… принялся хохотать. Он хохотал до слез, бил себя ладонями по ляжкам, раскачивался во все стороны и вытирал глаза коричневыми кулаками.

Попов пригляделся…

В нескольких шагах от них, не на дальнем повороте тропы, а на самой ветви, повисшей над тропой, сидел маленький, величиной с ладонь, черно-желтый бурундук и насмешливо шевелил длинными усами…

ХОЗЯИН СОЛНЕЧНОЙ ПОЛЯНЫ

День выдался знойный. Солнце было уже высоко и жарило немилосердно, когда я выбрался на плоскую вершину горы, поросшую молодым сосняком. Гору называли Лисьей, вероятно потому, что в сосняке гнездились лисы. Оттуда они совершали набеги на птицефермы Альминского совхоза. Действительно, кое-где в наиболее густых зарослях попадались лисьи норы, хитро замаскированные сплетениями корней и сухой травой. Встречались и следы лисьих пиршеств — россыпи перьев — все, что оставалось от зазевавшихся снежно-белых кур-леггорнов, немолкнущий гомон которых доносился снизу, из долины Альмы.

Лисьи норы заинтересовали меня потому, что возле них можно было найти мелкие обломки камней, выгребаемые лисами из-под почвенного слоя. Лисы — заботливые родители. Устраивая надежное убежище для своего потомства, они глубоко зарываются в землю и иногда докапываются до коренных пород.

Вокруг повсюду тянулись задернованные склоны, покрытые травой и сухой хвоей. Только возле нор встречался желтоватый песок, мелкие кварцевые гальки, зеленоватая глина. Я вертел в руках белые, хорошо окатанные гальки, растирал пальцами комочки песка и глины и никак не мог определить, какими же породами сложена Лисья гора.

В густом сосняке было душно. Горячий, неподвижный воздух был так сильно напоен терпким запахом смолы и хвои, что на языке становилось горько и щекотало в носу. В знойной дымке расплывались окружающие склоны. Контуры далекого Чатырдага и плоских вершин главной цепи Крымских гор едва угадывались в голубой дымке, сливавшейся с голубизной неба.

Я сдвинул на затылок соломенную шляпу и отер мокрый лоб.

Неужели на целой горе нет ни одного обнажения? Неужели она так и останется вопросительным знаком на геологической карте? Что рассказывать студентам, которые через несколько дней начнут здесь геологическую практику?