На пороге - [80]

— Но ты этого уже не увидишь, — со скукой заметил Кинг.

— Пусть так. Но я не хочу, чтобы всё было напрасно. Ведь разум дан человеку не просто так. Должно быть что-то. Нечто, для чего применим человеческий гений. И, возможно, космическая колониальная экспедиция — это именно то, к чему готовила нас жизнь? Логический итог. Черта, подведённая под старой историей и ставшая стартовой линией для новой. И хоть я не увижу рассвет нового человечества, но я не вижу и причин, почему мы должны были не использовать свой потенциал для наступления этого нового рассвета. Скажи, что нам было делать со всеми нашими трудами? Неужели просто не обращать внимания на то, что творится вокруг, и продолжать накапливать ненужный никому капитал?

— Такой ли он ненужный? — недобро сощурился старик. — Ты забыл ещё один мой урок: решаясь на отчаянный шаг, всё равно всегда оставляй себе путь к отступлению. Если в ближайший год солнце придёт в норму, вы станете посмешищем, ослами в колпаках. Нищими неудачниками. Все ваши усилия уйдут в пустоту.

— А если нет?

— Всё равно ничего не останется. И даже те недоумки, что застряли сейчас на орбите, тоже исчезнут. Ты хоть видел те корабли вблизи? Изучал их чертежи? А я изучал. Пресса называла эти дырявые корыта космическими кораблями, но я-то знаю, что они в действительности собой представляют. Это тебе не «Стартрек», не «Звёздные войны». Это хлипкие уязвимые посудины, готовые развалиться от одного резкого движения. Они просто не долетят до нового дома, где бы он ни был, этот дом.

Кинг поднялся, всем видом показывая, что ему надоела эта беседа.

— Знаешь, — обходя стол и приблизившись к напрягшемуся Миллзу, сказал он, — считается, что когда человек оказывается перед лицом смерти или когда ему становится известна продолжительность оставшейся жизни, он мысленно перерождается. Становится другим. У него рушится система ценностей, и он начинает ценить то, что раньше считал обыденностью и данностью. Но я могу сказать тебе, что это не совсем так. Ко всему привыкаешь. Всё обесценивается. Даже ежедневные мысли о смерти. Даже сама жизнь. И нет на самом деле никакой высшей цели, никакого высшего смысла. Ничего этого нет.

Он занёс над Миллзом руку.

— Не надо, — прошептал Джек, не в силах пошевелиться и помешать старику. — У меня семья. Жена, сын…

— Их проблемы ещё не закончились. А твои — уже позади…

— Но… как же ты не поймёшь? Я хотел бы передать им всё, что имею. Всё, что знаю. Неужели у тебя нет представления о наследии? О следе, который оставляет человек после себя?

— Наверное, нет, — пожал плечами Кинг.

— А как же твой сын?

— У меня нет детей, — усмехнулся старик и вдруг осёкся, прочитав в глазах собеседника искреннее удивление.

— Разве Мэгги не сказала тебе?

Рука Кинга дрогнула. Мэгги. Миленькая секретарша, с которой Рональд приятно проводил время. Последняя любовь, если, конечно, их отношения можно было назвать любовью. Да и какие там чувства, если он был втрое старше её? Но, похоже, у тех отношений было продолжение, о котором Кинг даже не подозревал.

— Значит, у меня есть сын? — медленно проговорил старик, пытаясь осознать эту новость. Рука его безвольно опустилась, так и не нанеся удара. — Я хочу его увидеть.

— Мэг живёт всё там же. На окраине Чикаго. В Чикаго-Хайтс.

Не говоря больше ни слова, Кинг развернулся и вошёл в стену, оставив дрожащего от страха директора осмысливать всё произошедшее. Миллз не мог поверить в то, что остался жив. А через минуту и в то, что вообще разговаривал с бывшим боссом, которого не видел последние пять лет.

***

Да, вот этот дом. Двухэтажный особняк с треугольной крышей. Закрытый гараж, высохшая лужайка, мощёная дорожка до входа. Над всем микрорайоном стояла дрожащая дымка. Солнце высилось в зените и палило нещадно. Температура в тени вряд ли была ниже пятидесяти градусов Цельсия.

Кинг моментально вспотел и почувствовал сильное головокружение. Раскалённый сухой воздух словно наждак терзал горло и лёгкие. Старик опёрся рукой о ствол высокого мёртвого дерева, стараясь избежать солнечных лучей.

А вот появившемуся из ниоткуда Сэту жара, похоже, не мешала совершенно.

— Миленький домишко, — осмотревшись, выдал он свой вердикт. Мельком глянул на Кинга. — Идти можешь? Зайдёшь? Хозяева сегодня дома.

— Подожди. Стой. Я ещё не решил, — тяжело дыша, воспротивился старик.

— Боишься? Это нормально. Я мог бы тебя перенести прямо в дом. Не обязательно заходить через дверь.

— Нет! Я ещё не готов!

— Не готов? К чему? Покажись хоть им перед смертью. — Сэт улыбнулся, когда Кинг вскинул на него злой ненавидящий взгляд. — Да, часики почти отсчитали отмеренный тебе срок. Неплохо было бы напоследок взглянуть на любимую женщину. И на сына, который никогда не вырастет, никогда не обзаведётся семьёй. Никогда не узнает, что такое настоящая жизнь. Знаешь, я думаю, что с твоими нынешними способностями ты вполне мог бы избавить его от ненужных страданий. Да! Ведь ты сам говорил: одним больше, одним меньше. Ценность жизни сильно преувеличена, и нет никакого высшего смысла. Не так ли, мой умирающий друг?

Кинг закричал. И вместе с ним закричал весь мир. Кричало солнце, раздувшись втрое и опаляя невыносимым жаром Землю. Плотная завеса дрожащего воздуха не могла заглушить болезненного насыщенного гула космического светила. Твердь задрожала, задвигалась. Асфальт рассыпался в колючее крошево, разошёлся песком. Дерево, за которое держался Кинг, легко вспыхнуло, и пламя с треском начало пожирать ветви. Соседние дома и машины стали плавиться и растекаться.