— Ваше право, конечно, хотя я и не согласен, — вежливо улыбнулся нахал. — Но я по другому делу. Я, если честно, тоже пишу. Помаленьку. И, если вас не затруднит… Эээ…
Ага, ищет пути, хочет куда-то пробиться. Ну-ну. Удачи.
— Не хочу. Давно бросил это дело.
— Может, сделаете исключение? — не сдавался журналюга. — Знаю, вы не общительны, но, возможно, пришло время пойти навстречу людям?..
«Вот достал!»
— Чтобы время пришло, нужно, чтобы оно сперва ушло, — недовольно заворчал Степан Макарович и запрыгнул в подъехавший автобус. К счастью, журналист за ним не пошёл. Ждал другого, видимо. И то хорошо. Иш, въедливый какой, откуда только такие берутся?
А ведь и сам был когда-то таким…
*
— Ох ты, какой хмурый, — добродушно пробасил Владимир Александрович, стоя на пороге и придерживая приоткрытую дверь. — Что это с тобой такое? Плохо? Хорошо? Не выспался?
— Всё вместе, — буркнул Степан Макарович, проталкиваясь внутрь.
Володя закрыл за ним дверь. Он возвышался над стариком подобно утёсу. Большой, массивный, широкоплечий, немного даже грузный. В обязательном махровом халате. Потёмкин! Шаляпин! Настоящий русский мужик.
Да и характером вполне себе великан. Самоуверенный, порой грозный, временами гениальный. Он из тех странных людей, которые всюду видят фаллические символы: башни, ракеты, полицейские дубинки. Автор скандальных романов «Проникновение» и «Король ночи». Именно Володьке принадлежали такие известные фразы, как «Мир? Война? Биатлон?» и «Струна порвалась? К изжоге!». Актёр, снялся в шести фильмах. Играл в театре. Преподавал. В общем, мировой мужик.
— С чем пожаловал? А, коньячок-с. Одобряю. Ты проходи пока, знакомься. Я сейчас.
Повесив пальто, разувшись и надев мягкие до вязкости тапочки, Степан Макарович медленно прошаркал в холл. Объёмное помещение занимали тяжёлые даже на вид шкафы, три огромных дивана, низкий и просторный стол, разбросанные подушки. На диване у окна в вальяжной позе положив голову под локоть возлежала нимфа неземной красоты, тоже в одном халатике, длинноногая и стройная. Под растерянным взглядом старика она покинула своё ложе и смутилась в ответ.
— Здрасти, — нежно пискнула она.
— Здравствуйте. — Степан Макарович слегка поклонился и поцеловал даме ручку. — Позвольте представиться. Степан. Можно Стёпа.
— Оксана, — раскраснелась тронутая внезапным вниманием девушка. Эх, Володька, немолодой ведь уже козёл, а всё кутит с гимназисточками. — Присаживайтесь!
Она раскидала несколько подушек с соседнего дивана и сделала приглашающий жест рукой. Степан Макарович с благодарностью приземлился на указанное место.
Вернулся Владимир с бутылкой и тремя рюмками. Плюхнулся на диванчик напротив. Прищурено посмотрел на большую и яркую люстру. Переглянулся с Оксаной.
— Стёп, а ты не голодный? Завтракал сегодня? Картошку с курочкой будешь?
— Не откажусь.
Хозяин дома только кивнул своей подруге, и та понимающе поспешила на кухню.
— Я там это… Печенье, — замямлил старик, но Володя только махнул рукой.
— Да брось ты, какое печенье! Давай, рассказывай лучше, как сам? Как сын?
— Ох, — тяжело вздохнул Степан и вперил взгляд в занавешенное окно. — Надоела уже эта херомундия. Сам-то чего? — Он кивнул в ту сторону, где скрылась Оксана. — Сколько можно?
— У нас всё серьёзно! — заверил Владимир, сделав успокаивающий жест ладонью. — Умница, красавица. Талантливая.
— За яркой внешностью редко скрывается яркая личность, — поучительно выдал его собеседник. — Уж какое серьёзно? Разные вы.
— Разность бывает разная, — не сдавался хозяин. — Есть разности, которые притягивают друг друга, а есть такие, которые отталкивают.
— Угу. А возраст? Лет тридцать, небось, разницы? Если не больше.
— Ну до чего же ты скучный, Стёпа! Нудить сюда пришёл? На-ка вот, выпей лучше.
Володька разлил по рюмкам коньяк и первым приложился к стопке. Степан Макарович сделал осторожный глоток и отставил рюмочку обратно. Стало как будто немножко теплее.
Вернулась Оксана и поставила перед друзьями дымящиеся тарелки горячей снеди.
— Какая же ты у меня умница, Маша! — пошутил Володя и властным жестом усадил подругу рядом с собой.
Поели, выпили, закусили. Повздыхали о жизни, вспомнили юность. И незаметно ушла куда-то тоска, ушло разочарование. Не стало обиды. Хорошо, если у человека есть друзья. Так бы и сидели, наверное, весь день, да только Володя всё-таки человек несвободный, занятой. И понимая, что посиделки близятся к финалу, Степан Макарович засобирался сам.
Постояли на кухне у окна, покурили, помолчали.
— Пойду, пожалуй, — решил старик.
— Давай. Звони, заглядывай. Всегда тебе рад.
— Непременно.
Одевшись, Степан тепло пожал руку друга и вышел из квартиры. Решил не вызывать лифт. Третий этаж, и так спуститься можно. Почему-то хотелось подвигаться, доказать себе, что жалость к себе — это возрастное, это не достойно внимания.
На последнем пролёте Степан Макарович чуть не столкнулся с другим стариком. И оба вдруг напряжённо замерли, изучая друг друга. Этот второй был худым, высоким. В молодости, наверно, в баскетбол играл. У этих суставы особенно болят в таком-то возрасте. Очень пышная и абсолютно седая кудрявая борода. Такая же пышная шевелюра, накрытая старомодной шляпой. А вот взгляд серьёзный, живой, как у молодого. Видать, бойкий очень человек.