*
ОН ПРЕСЛЕДОВАЛ ЕГО. НЕ ОТСТАВАЛ. СЛЕДИЛ.
Парик и борода давно потонули в случайно урне, и Ник петлял по темнеющим улицам. Он шёл, но ему казалось, что кто-то следит за каждым его шагом. Смерть шла по пятам. Неодушевлённое зло наваливалось темнотою. Прикрывалось тьмой.
Дело сделал. Убил. Боева и его бабу. Остался ещё Матвеев, но этим можно заняться завтра. Да, завтра. Никуда не денется, даже если узнает о пожаре. Нет…
Нет…
ОН ШЁЛ СЛЕДОМ.
Зловещая тень мелькнула в переулке, не высовываясь под свет вечерних фонарей. Вокруг стояли дома, в которых одно за другим зажигались окна. Но из тёмных квартир ощущался взгляд.
Гело!
Лоб покрылся испариной. С гулом несутся машины по дороге. Пар выходит изо рта. Холодно. На огромном рекламном стенде с плаката смотрит какой-то прилизанный мужик в костюме. Вдруг он поворачивает голову. Смотрит.
Нет!
Это всё кажется. Этого не может быть.
Ник снял перчатку, провёл ладонью по горячему лбу. Всё в порядке. Всё будет хорошо.
— Убийца! Убийца! Убийца! Убийца!
Голоса раздавались будто издалека. Словно бы с другой улицы. Будто во сне.
Это не о нём! Нет!
Чьё-то дыхание за спиной. Совсем рядом! Он близко!
Гело!
Загудел поднявшийся ветер. Замерцали уличные фонари. Закружились перед глазами застывшие в крике лица. Вечный ужас в холодных глазах. Это они! Все те, кого он убил!
Бежать!
И Ник побежал, не глядя по сторонам. Шаги звонко отдавались под черепом, дыхания не хватало. Редкие прохожие шарахались в стороны, пропуская мечущуюся фигуру. Упал. Поднялся, качаясь. Снова побежал. Поскользнулся на луже, но удержался, раскинул руки, бросился дальше.
Гонимый собственным безумием.
Гело! Он догоняет! Огромный, тёмный, жестокий.
Вот дом! Вход, лестница. Скорей! Застыл перед дверью. Руки дрожат, перебирая ключи. Долго не мог попасть в замочную скважину. Но вот спасительный щелчок, дверь открыта. Дом!
Ник закрылся и устало привалился к стене. Но нет, не отпускает!
ГЕЛО!!!
Он здесь! По тёмному коридору движется высокая человеческая фигура. Приближается. И тьма надвигается вместе с ним! Где выключатель?!
Ник дёрнулся, пытаясь включить свет. Ужас сковывал движения. Сердце отказывалось биться.
Внезапно загорелся смутный прямоугольник, очерчивая дверь в туалет. Не понимая, что делает, Ник рванул на себя дверь и был поглощён светом, облит им, обожжён. Пол под нетвёрдыми ногами вздрогнул и разорвался идущей снизу силой. Чёрное щупальце вырвалось из-под паркета и обхватило ногу Ника. Убийца дёрнулся к шкафчику в туалете, раскрыл его, схватил топорик и начал лупить по щупальцу.
Боль! Как больно!
Чёрное нечто стремительно взвилось, саданув Ника в бок, и исчезло в пробоине. Держа наготове топор, Ник поспешил в комнату. Лекарство, ну же! Сейчас всё кончится.
В комнате мрак. Со столика глядит из-под засохшего цветка фотография покойного брата. Вещи разбросаны. Окна распахнуты, и оттуда глядят огромные глаза.
Гело!
Вот он, ящик!
Бросив топор, Ник принялся шарить в ящике в поисках шприца с транквилизатором. Вот. Вот он! Сейчас! Сбросить пальто, закатать рукав. Боль. Стиснув зубы, Ник ввёл себе препарат. И тут же расслабленно упал, стукнувшись головой о комод и выпустив из руки опустевший шприц.
Боль постепенно гасла.
Гулко проносились машины по дорогам. Лаяла где-то собака. Таяли под крышей сосульки.
Каплями падали пятёрки.
Пять… пять… пять…
Розовые пятна пошли перед глазами. И страшная фигура чёрного человека, нависшая над проваливающимся в беспамятство, убийцей постепенно исчезала.
Но он ещё вернётся. Обязательно вернётся. И тогда берегись!..
Гело…
*
Сашка проснулся, долго валялся на шёлковых простынях, нежился в тёплой кровати. Затем заставил себя встать и направился умываться. Его друг, Пашка, уже давно оделся и теперь смотрел телевизор в соседней комнате.
Друг. Или, может, больше, чем друг?..
Папа этого не понимал и никогда не поймёт. Ну какая, на самом деле, разница между мужчиной и женщиной? Ну люди же все! Любовь безгранична, а папа видит во всём этом только порочное начало. Но ведь не от похоти возникают истинные светлые чувства!
Два берега. Сын и отец. Два разных мира, между которыми упали почти все мосты. Призрачная связь неуклонно таяла между двумя родными людьми, но что между ними, на самом деле, общего, кроме этого генетического родства?
Непонимание, обидное и безжалостное, царило в их доме, и возвращаться с этот дом не хотелось.
Остаться у Пашки? А папа же просил хлеба купить, ему уже тяжело двигаться. Что решить? К чему прийти?
Порой Сашка начинал вести мысленный диалог с отцом, но редко когда у него возникало ощущение, что такой диалог мог бы состояться в реальности.
«В кого ж ты такой уродился?» — негодовал Степан Макарович.
«Почему ты опять злишься? Что не так?»
«Почему? Ты ещё спрашиваешь?! Губошлёп, ты же с мужиками спишь! Это же извращение! Мерзость! Ну как ты не поймёшь? Да с тобой бы при советской власти знаешь что сделали?..»
«Времена меняются. Надо идти дальше» — не сдавался Саша.
«Дальше? А что дальше? Какое у тебя будущее?»
«Будущее будет таким, каким я захочу».
«Ну-ну. А чего я хочу, тебя не интересует?»
«И чего же?»
«Наследника хочу. Внука. Чтобы ты девушку нашёл нормальную, семью создал…»
