— В пятнадцатой.
— Спасибо.
В пятнадцатой лаборатории толстенький профессор что-то быстро записывал, склонившись над столом. У его ног лежала приготовленная сумка с вещами.
— Фёдор Петрович! — учёный подошёл к профессору.
— Фёдор Борисович! — Татаринов крепко пожал протянутую руку. — Какое счастье, что вы живы! — Он внимательно оглядел Ложкина: учёный прибыл в институт в новёхоньком костюме. Строгий пиджак, чёрные брюки со стрелками, лакированные ботинки. — Отличный костюм!
— В нём ещё моя бабушка танцевала, — ответил Ложкин в своём репертуаре. — Вижу, вы уже собрались уезжать. Так и не сыграли мы в шахматы. А, кстати, хотел спросить, Юлия Назарова здесь ещё?
— Она вчера в Псков уехала. К родителям. Все уезжают. Слыхали, небось, что у нас тут творилось? Вот и Юленька уехала. А что?
— Да так, ничего срочного. — Ложкин поспешил сменить тему. Он посмотрел на стол. — До сих пор пишем на бумаге? А я-то думал, что это я старомодный. Есть же кибермозг.
— Есть, — не стал спорить Татаринов. — Но развитие моторики рук способствует деятельности мозга. — И, видя сомнение Ложкина, пояснил: — Человек произошёл от приматов, которые прыгали с ветки на ветку. В нашем мозге большие области связаны с работой рук. Вот птицы, например, тоже умные, но если они будут пренебрегать полётом, они быстро поглупеют, знаете ли.
— Забавная теория. — Ложкин позволил себе улыбнуться. — Хотя я бы не назвал такими уж тугодумами пингвинов или страусов по птичьим меркам.
— И те, и другие приспособились к другим способам передвижения. Но вот, скажем, летающие птички, которых мы в клетках держим, спасибо нам вряд ли скажут. Обречены на поглупение, как курицы какие-нибудь.
— Интересно. — Ложкин потёр подбородок. — Совсем недавно мне довелось говорить с одной личностью, которая обвиняла людей в преступном изменении биосферы планеты.
— И правильно, — сказал профессор. — Я бы сравнил появление людей с появлением покрытосеменных растений. Те и другие перестроили под себя планету, но одни сделали это постепенно, а другие быстро. И от кого больший вред, думаю, очевидно.
— Несомненно, растения натворили делов! — Ложкин обернулся в сторону двери и заторопился: — Фёдор Петрович, время.
Профессор вздохнул.
— Понимаю, друг мой. Времени всегда не хватает. Оно убегает от нас и никак не хочет остановиться и посидеть немного с нами.
Ложкину вдруг стало его жалко. Учёный только-только из мёртвых вернулся, заглянул, не забыл старика, который для него столько сделал, и уже уходит, толком и не поговорив. Не «посидев немного». Он прочёл:
— Проходят года как часы, и вот мы — старики.
Мы чужды друг другу, и игры стихии от нас далеки.
Но нам дано видеть, как водоворот
В себя тянет юных, а нас не берёт…
— Нами сыта земля7, — закончил Татаринов за Ложкина. — Ступайте, друг мой. Дай бог, ещё увидимся. Московский мой адрес не забыли ещё?..
— Помню, конечно.
— И чудненько. Заглядывайте, я всегда рад.
Ложкин тепло пожал его руку.
Горизонтальный лифт перенёс его над спящим парком ко второму корпусу института. В коридоре горел тусклый свет, гудели скрытые механизмы. Ложкин вошёл в главную лабораторию и увидел Юрковского. Старик сидел в кресле. На чёрной кофте блестел какой-то орден. Тощая рука покоилась на столе, где посапывала спящая Малышка.
— Отыскал-таки, — буркнул Ложкин. — Ты похож на старого мафиози.
Андрей Георгиевич демонстративно глянул на часы.
— Ты припозднился, — сказал он. — Мне сообщили, что ты освободился. И вот, сижу, жду. Уж полночь близится, а Ложкина всё нет.
— Я здесь, как видишь. Как поживает «Стэнли»?
— Я почти закончил работу, — нахмурился старик. — Но без тебя, боюсь, не справиться. Только скажи мне, зачем ты парнишку с собой взял?
— Надеялся жизнь сохранить.
— Ну и как? Сохранил?
Ложкин сердито надулся.
— В чём ты меня обвиняешь?
Юрковский вздохнул и медленно поднялся. Снял со стола свою зверюшку и направился к выходу.
— С Олей поговори, — сказал он, обернувшись. — Она за тебя боялась.
Он вышел. Ложкин вошёл в дальнее помещение и огляделся. «Стэн» стал массивнее, в корпусе добавилось деталей. Ольга куняла за экранами, устало прикрыв веки. Учёный подошёл к ней и положил ладони ей на плечи. Женщина вздрогнула.
— Приехал, — тихо шепнула она и замолчала.
— О чём ты думаешь?
— О тебе.
Она поднялась и посмотрела на Фёдора.
— Оля, я…
— Молчи. — Она обняла его, и учёный оцепенело застыл, удивлённый её поведением. Ему вдруг подумалось, как же страшно ей было, когда дарки устроили налёт на Киев.
— Поздно уже, — сказал он. Ольга посмотрела ему в глаза и осторожно поцеловала.
— Идём ко мне.
И Ложкин согласно кивнул, понимая, что жизнь уже не будет такой, как прежде.
