На пороге - [37]

Шрифт
Интервал

— Тут ты прав. А что насчёт реприкантов?..

— Преопределенная лёгкость преопределённых людей. На человечество должно влиять само человечество. Я понимаю, что ты думаешь сейчас о своём потерянном друге. Много раз ты пытался представить себя на его месте, представить свой труп, лежащий в отходах. Понять, что чувствует человек, осознавший, что он ненастоящий, что он лишь грубая копия, а реальность рассыплется через несколько дней. Да, я признаю, что созданные мною «отражения» были несовершенны, и что для своих целей мне пришлось при замене уничтожить нескольких человек. Однако знай, что технологию «Зеркала» я позаимствовал у лайтов и что они первыми применили её.

— Звучит как слабое оправдание. — Ложкин начинал злиться. — Всякий свой грех ты переводишь на лайтов, утверждая, что и им он не чужд. Однако это не оправдывает твоих действий!

— Оправдывает в достижении конечной цели, — резонно возразил Главный. — И ты, как никто другой, знаешь это.

— Но неужели такой могущественный хрен-знает-кто, как ты, не способен был разобраться в технологиях, в которых разобрался я? Попахивает ограниченностью.

— Непреклонность вещественности сковывает дух мгновенного естества. Я не всесилен, это ты должен был понять. Но мои возможности выше твоего понимания.

— Докажи! — нагло потребовал Ложкин, и почувствовал, как меняется мир.

— Чего не сделаешь ради науки! — усмехнулся Бессмертный. — Небохранитель бы не ответил на твою просьбу…

— Ценю твою доброту.

Тьма постепенно «гасла», растворяясь, становясь прозрачной и открывая окружающее пространство. Вокруг, к удивлению учёного, никого не оказалось. Ни таинственных существ, ни людей, ни дарков — никого. Серое пустое пространство до самого горизонта. От холодного пола исходила лёгкая дымка. Вместо неба серое ничто. Далёкий неведомый огонёк погас, и Ложкин ощутил лёгкую досаду: он так и не узнал, что же там было.

— Ты готов? — предупреждающе спросил Главный. Ложкин не успел ответить: у него перехватило дыхание. В один миг он оказался в космосе, окружённый замкнувшимся пространством, а прямо перед ним пылала гигантская красная звезда. Её зловещий свет заставлял думать об аде. Размытая багровая поверхность, испещрённая гранулами, казалась рыхлой от давившей изнутри силы. — Это — гранатовая звезда Гершеля. Диаметр в пять раз больше расстояния Земли от Солнца.

Ложкин всё ещё смотрел на гигантское светило, и в то же время перенёсся к иной звезде, тёмно-фиолетовой, сверхплотной, из полюсов которой било два луча радиоактивного излучения.

— За открытие этой звезды один английский физик получил Нобелевскую премию. Он никогда бы не смог попасть сюда и рассмотреть своё открытие во всех деталях. Ты — можешь.

Учёный почувствовал, как его тянет к третьей звезде, и понял, что разум начинает отказывать: он всё ещё смотрел на два предыдущих светила. Он всё ещё находился рядом с ними. Одновременно.

Новая картина. Сразу два ярких солнца ослепляли своим светом. Они вращались вокруг невидимого центра, навсегда связанные силой собственного тяготения.

— Первая открытая человечеством двойная звезда, — прокомментировал Главный. — Алголь. Сейчас мы находимся на её эквипотенциальной поверхности.

Ложкин чувствовал, что начинает задыхаться. Он ОДНОВРЕМЕННО находился в трёх разных системах, смотрел на них, думал о них, и его мысли сливались, путались, переплетались бессмысленными потоками. Его способность мыслить одновременно о нескольких вещах пасовала перед открывшимися перспективами. Надо вырваться! — с отчаяньем подумал Ложкин. Он ужаснулся, когда представил, как одновременно будет рассматривать тысячи звёзд, одновременно будет находиться в тысяче мест и одновременно будет обдумывать тысячи мыслей.

— Хватит! — простонал он. — Довольно!..

— Я доказал тебе? — высокомерно спросил Бессмертный. — Тогда посмотри сюда.

Ложкин увидел Солнце и Землю, и все прочие Ложкины, оставшиеся у других звёзд, потянулись к своему измученному оригиналу, сливаясь с ним. Мысли схлопнулись, вновь обретая единство. И сразу стало спокойно и хорошо.

Но ещё лучше стало от того, что учёный вдруг понял: выход есть! Он чуть не выругался — настолько простым оказалось решение. Ведь его интуиция продолжала работать с прежней интенсивностью, и стоило только подумать о выходе, как выход был подсказан. Вернее, было подсказано направление. Чтобы получить правильный ответ, надо сперва задать правильный вопрос. Увы, вопрос получается задать не всегда.

Некоторое время Фёдор висел в пустоте над родной планетой, а затем почувствовал под ногами твердь. Он посмотрел под ноги и чуть не вскрикнул: он стоял на огромном выпуклом крыле чёрного бесформенного существа, непроницаемо-мрачного, постоянно меняющего свои очертания.

— Как тебе нравится этот вид? — спросил Главный, и Ложкин с облегчением понял, что голос исходил не от существа.

— Дом, — ответил Ложкин, подчеркнув интонацией свою радость от того, что видит Землю. Он отчётливо чувствовал, что выход где-то рядом. Надо только ступить в сторону, просто шагнуть, и он вырвется из лабиринта, кажущегося пустым простором.

— Меня всё ещё интересует твоё решение, — напомнил Голос, и Ложкин собрал волю в кулак.


Еще от автора Дмитрий Михайлович Тагунов
ВМЭН

«ВМЭН» — самая первая повесть автора. Задумывавшаяся как своеобразная шутка над жанром «фэнтези», эта повесть неожиданно выросла до размеров эпического полотна с ярким сюжетом, харизматичными героями, захватывающими сражениями и увлекательной битвой умов, происходящей на фоне впечатляющего противостояния магии и науки.


Меня нет

В данный сборник вошли рассказы, написанные в самых разных жанрах. На страницах этой книги вас ждут опасности далёкого космоса, пустыни Марса, улицы пиратского Плимута, встречи с драконами и проявления мистических сил. Одни рассказы наполнены драмой, другие написаны с юмором. Некоторые из представленных работ сам автор считает лучшими в своём творческом багаже.


Рекомендуем почитать
Властители земли

Рассказы повествуют о жизни рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Герои болгарского писателя восстают против всяческой лжи и несправедливости, ратуют за нравственную чистоту и прочность устоев социалистического общества.


Вот роза...

Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.


Прогулка

Кира живет одна, в небольшом южном городе, и спокойная жизнь, в которой — регулярные звонки взрослой дочери, забота о двух котах, и главное — неспешные ежедневные одинокие прогулки, совершенно ее устраивает. Но именно плавное течение новой жизни, с ее неторопливой свободой, которая позволяет Кире пристальнее вглядываться в окружающее, замечая все больше мелких подробностей, вдруг начинает менять все вокруг, возвращая и материализуя давным-давно забытое прошлое. Вернее, один его ужасный период, страшные вещи, что случились с маленькой Кирой в ее шестнадцать лет.


Красный атлас

Рукодельня-эпистолярня. Самоплагиат опять, сорри…


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Дзига

Маленький роман о черном коте.