На пороге - [35]

Шрифт
Интервал

— Достаточно, — решил Главный. Боль схлынула, и Ложкин удивлённо уставился на свои руки. Обычный цвет кожи, никакой крови. Как и не было ничего. Голос сказал: — Вижу, тебе интересно. Любознательность — хорошее качество для учёного. Думаю, ты не откажешься познать нечто новое. Ощути истинный ужас.

Пространство накатилось, тьма проникла под черепную коробку. Тело учёного судорожно дёрнулось. Бежать! — вырвалась бессознательная мысль. Чудовищный невообразимый разум издевался над человеком, и от этого разума невозможно было спрятаться. Ложкин взмок от волнения, он лихорадочно пытался восстановить способность мыслить, но не мог. Он вскочил и бросился в произвольно выбранную сторону. И почти тут же столкнулся с чем-то невидимым и склизким. Фёдор закричал и отпрянул, не в силах вздохнуть. Воздух отказывался проникать в лёгкие. Чьи-то невидимые сильные руки оттолкнули учёного, и он полетел на пол, больно ударившись спиной. Показалось, что кто-то навис над ним. Кто-то собирался устроить над ним расправу.

И внезапно всё схлынуло, мысли вернулись на свои места, и Ложкин с изумлением перевёл дыхание.

— Понравилось? — невинно спросил Главный. — Вижу, что да. Но за любое удовольствие, как известно, надо платить. Каждая тварь знает это. И сейчас, человек, ты узнаешь цену собственной жизни. Сейчас ты умрёшь.

Бессмертный выбрал изысканный способ пытки, Ложкин удивился открывшейся ему истине. Учёный совершенно точно знал, что произойдёт с ним в следующую секунду, но абсолютно ничегошеньки не мог с этим поделать! Маленький и ничтожный перед лицом космической силы, он пытался подготовиться к собственной участи, но за отпущенные мгновения сделать это невозможно. Только страх всё нарастал и нарастал, сжимая сердце, а Ложкин ждал удара. Ждал, но удар всё равно оказался неожиданным.

Сердце учёного остановилась. Кровь ещё неслась по инерции, пытаясь продавить закрывшийся сердечный клапан, но тщетно. Ложкин ощутил колющую боль. Грудь сдавил спазм, тело онемело. Фёдор выдохнул… и не смог вздохнуть. Он лишь бессильно захрипел, осознавая в приступе паники, что вот-вот оборвётся его жизнь. Можно, думал он, подготовить себя к смерти, но желание жить неизбежно вернётся в процессе «умирания». Жить! Всё что угодно, лишь бы жить! Ослепнуть, оглохнуть, потерять руки и ноги! Обгореть до костей! Только бы жить. Только бы не умирать. Цепляться за воздух, за солнце, за привычный мир! За надежду вернуться к привычному миру! Цепляться за жизнь! Тело холодело, сознание гасло, с безнадёжным отчаяньем понимая, что больше никогда уже не сделать шага, никогда не глотнуть воздуха, никогда не высказать и не превратить в действие собственную мысль. Страшное слово «никогда».

Что-то неосязаемое коснулось застывшего сердца и слегка подтолкнуло его, снова заставляя работать. Паралич отпустил. Задрожали руки. Ложкин медленно втянул в себя воздух.

— Теперь ты знаешь. — Голос говорил бесстрастно. — Даже если ты говоришь о собственной смерти, ты всё равно к ней не готов. Потерять жизнь мгновенно — легко. Но вот так, знать, что умираешь, и осознавать, что уже не сможешь вернуть потерянного — такое выдержит не каждый. Ты — не выдержишь, — ударил очевидностью по гордыне учёного Главный. — Ты обычный человек, ничем не выделяющийся среди других. Иногда тебе сопутствовала удача, но удача — не результат собственных достижений, а всего лишь случайное стечение обстоятельств.

— Брехня, — злобно выдавил из себя Ложкин, перевернулся на живот и медленно пополз к далёкому-далёкому огоньку.

— Вот как? — Голос не предвещал ничего хорошего. — Тогда оглянись по сторонам.

Учёный оторвал взгляд от желанной цели и осмотрелся. Он невольно вздрогнул от увиденного: вокруг него стояли мальчишки-школьники, они были огромны. Их наглые лица усмехались. Их ладони сжались в кулаки.

И Фёдор почувствовал себя маленьким и беззащитным школьником, безвольным толстячком, не умеющим драться. К такому рохле часто пристают другие ребята. Они издеваются над ним. И не у кого просить помощи: все в этом мире против тебя.

— Их здесь нет! — завопил Ложкин и снова уставился на далёкую звёздочку. Он пополз, остервенело, быстро перебирая руками. И повторял: — Их нет, их нет, их нет…

Главный рассмеялся.

— Ты жалок! — Эти слова произнёс совсем другой голос. Женский, до боли знакомый. Ложкин поднял взгляд и увидел Ольгу. И рядом с ней Юлю. В их присутствии он не мог позволить себе валяться на полу. Напрягая последние силы, он медленно поднялся, глядя на женщин. Он всматривался в их лица, и вдруг заметил, что они начали стареть. Изменялся цвет лиц, кожа становилась дряблой, появлялись морщины. Затем они обе почернели и превратились в прах, рассыпавшись плотными облачками. Ложкин стоял не дыша. Он стоял долго, не шевелясь, и всё смотрел на то, что осталось от дорогих ему людей.

— Чего ты хочешь от меня? — спросил он, наконец.

— Ответь на мои вопросы. О большем я пока не просил, — напомнил Главный.

— Неужели есть вопросы, на которые ты не знаешь ответа? — Учёный говорил с полным безразличием к своей судьбе.

— Ощущал ли ты когда-нибудь бессилие перед непреклонностью судьбы?


Еще от автора Дмитрий Михайлович Тагунов
ВМЭН

«ВМЭН» — самая первая повесть автора. Задумывавшаяся как своеобразная шутка над жанром «фэнтези», эта повесть неожиданно выросла до размеров эпического полотна с ярким сюжетом, харизматичными героями, захватывающими сражениями и увлекательной битвой умов, происходящей на фоне впечатляющего противостояния магии и науки.


Меня нет

В данный сборник вошли рассказы, написанные в самых разных жанрах. На страницах этой книги вас ждут опасности далёкого космоса, пустыни Марса, улицы пиратского Плимута, встречи с драконами и проявления мистических сил. Одни рассказы наполнены драмой, другие написаны с юмором. Некоторые из представленных работ сам автор считает лучшими в своём творческом багаже.


Рекомендуем почитать
Вот роза...

Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.


Прогулка

Кира живет одна, в небольшом южном городе, и спокойная жизнь, в которой — регулярные звонки взрослой дочери, забота о двух котах, и главное — неспешные ежедневные одинокие прогулки, совершенно ее устраивает. Но именно плавное течение новой жизни, с ее неторопливой свободой, которая позволяет Кире пристальнее вглядываться в окружающее, замечая все больше мелких подробностей, вдруг начинает менять все вокруг, возвращая и материализуя давным-давно забытое прошлое. Вернее, один его ужасный период, страшные вещи, что случились с маленькой Кирой в ее шестнадцать лет.


Красный атлас

Рукодельня-эпистолярня. Самоплагиат опять, сорри…


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Дзига

Маленький роман о черном коте.


Дискотека. Книга 2

Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.