На полпути в рай - [106]

— Как вам сказать, это и очень лёгкое и вместе с тем чрезвычайно трудное дело. Прислушайтесь-ка к моему совету. В политике нельзя быть мягкосердечным, здесь нужно уметь поступиться и друзьями, и товарищами, и родственниками. Вообще люди, с которыми некоторое время находишься в слишком близких отношениях, впоследствии становятся опасными. Они бывают посвящены во все твои дела, знают, с кем ты общаешься, к кому ходишь. Поэтому-то время от времени, подобно тому как это делается в полицейском управлении, человек должен проводить чистку окружающих его людей. А пока новичок сумеет разобраться в ваших делах, вы некоторое время сможете жить спокойно и беззаботно.

— О, сколько философской мудрости в ваших словах. Вы даже не представляете, какую пользу приносит людям общение с вами, даже одно ваше присутствие. Каждая минута, проведённая возле вашего превосходительства, равна целой жизни. Да ниспошлёт господь бог вам долгую жизнь и удостоит вас…

Господин Али Фаразджуй не успел закончить свою льстивую тираду, так как заметил, что господин доктор Тейэби внимательно смотрит в соседнюю комнату. Он оборвал себя на полуслове, устремил взор туда же и увидел своего нового приятеля господина Хасила Алаки, который, гордо и величаво войдя в комнату, вдруг, словно лур[108], впервые попавший в город, в нерешительности остановился на середине, не зная, что ему делать дальше. Господин доктор Тейэби испуганно спросил:

— А этот откуда здесь взялся?

— Горбан, да ведь это же господин Хасил Алаки.

— Как, это тот самый Хасил Алаки, знаменитый специалист по расколам?

— Да, горбан.

Господин Фаразджуй встал, чтобы встретить важного гостя. Однако в этот момент его дражайшая супруга Махин-ханум подбежала к господину Хасилу Алаки, взяла его руку в свои и всеми известными ей средствами стала обхаживать дорогого гостя. Господин Фаразджуй облегчённо вздохнул и сел.

— Да благословит господь душу покойного отца Махин за то, что она выручила меня. Общение с этим уважаемым господином и очень полезно, и в то же время чрезвычайно опасно, и если хотите знать правду, то, пожалуй, вреда от него больше, чем пользы.

— Вы хотите сказать, что он ненадёжный человек?

— Конечно. Правда, для лиц, находящихся по ту сторону океана, он менее надёжен, чем для нас. Вы и сами изволили видеть, после нескольких лет сговоров и комбинаций с ними, как только он попал в Лондон, он сейчас же переметнулся к англичанам. И не успел вернуться обратно, как натворил дел здесь.

— Да-да, правильно. В наших политических кругах это самое опасное создание. То, на что мы не можем осмелиться, этот господин совершает с поразительной отвагой, и можно только удивляться, что у него ещё хватает совести появляться среди людей!

— Если вы помните, у него был один земляк, очень похожий на него. Так вот, этот земляк тоже вершил всякие дела и мог рассказать о вещах, которые просто потрясали людей. Но в конце концов он всё же получил по заслугам и однажды его избили среди бела дня.

— Вы изволите говорить о Сеиде Ахмаде Каджрави?

— Да, горбан, ведь эти двое и по наружности, и по характеру очень похожи друг на друга. Я слышал, как один из наших известных литераторов очень хорошо охарактеризовал их. Вам будет любопытно послушать. Он сказал, что вообще такие люди, а в особенности эти двое, постоянно видя, что они глупее, бездарнее и подлее других, что они ничего толком не умеют делать, что никто не поддаётся на их уловки, накопили в своей душе такую ненависть, такое желание отомстить людям, что теперь они и днём и ночью только и помышляют о том, чтобы крушить и портить всё, что попадается им на пути.

— Да, святая правда.

— Вы подумайте только, у этого человека при его внешности, куда бы он ни пошёл и что бы ни делал, всё не ладится. Даже самые последние вдовушки не хотят с ним разговаривать. Тот, второй, да упокоит господь его душу, женился на трёх или четырёх женщинах разных национальностей, но в конце концов, когда страсти улеглись, он совсем пал в их глазах и они стали награждать его подзатыльниками. Вот он с горя и ухватился за Хафиза, Толстого, Анатоля Франса и даже начал проповедовать новую религию.

— Да-да, вы это очень тонко подметили.

— Оба они совершенно бездарные люди. Вдобавок они очень нетерпеливы и, как только войдут в дверь, стремятся занять самые почётные места и претендуют быть советниками. Куда бы они ни посмотрели, они видят людей более разумных, более способных и более расторопных, у которых дела идут лучше, и они, как ни стараются, никак не могут догнать этих людей. Вот почему нм ничего не остаётся делать, как одному заниматься расколами, а другому проповедовать новую религию.

— Вы обратили внимание, что они то изобретают новый язык[109], то провозглашают новую философию? Можно подумать, что, если они будут следовать другим и подтвердят слова людей более разумных, чем они сами, это унизит их достоинство.

— Да, горбан, вашими устами глаголет истина. У нас есть один приятель, который повидал свет, много путешествовал и много читал. Он говорит, что, где бы в мире вы ни вошли в сумасшедший дом, все грамотные сумасшедшие или изобретают новую письменность, или придумывают новый язык.