На полпути к себе... - [9]

Шрифт
Интервал

— Вот, играй! — торжественно произнесла Евгения Петровна, открыв крышку рояля. — Всегда помни. Этих клавиш касался Александр Константинович.

У Юны заколотилось сердце и рука непроизвольно потянулась к позолоченным подсвечникам. Дотронулась и тут же отдернула руку — будто током ее ударило. Через мгновение потянулась опять — холодок меди вдруг наполнил ее душу радостью.

Юна была ребенком своего «подвала» и своего двора, своей улицы и своего города. И как это ни звучит высокопарно, но она всегда ощущала себя ребенком своей страны. У нее не было нянек и домашних учителей-репетиторов, ее не обучали хорошим манерам. Правильно держать вилку и нож она научилась позже. Дома пользовались «татуированными» алюминиевыми ложками, сохранившими имена своих бывших владельцев.


Мчится машина по шоссе… Мелькают деревья по обочине, дома… изгороди…

— Не жми сильно на газ!

Увидев искаженное лицо мужа, Юна оторвалась от воспоминаний. Она уже давно не следила за дорогой. Теперь машину заносило вбок. Юна резко вывернула руль в противоположную сторону. Выписывая «восьмерки», «Москвич» выносило на полосу встречного движения. Повезло, что не было транспорта. Юна растерялась. Забыв о всех предосторожностях на скользкой дороге, она начала то резко тормозить, то газовать.

— Дура, не выключай сцепления! — последнее, что услышала она.

Машину снесло в кювет и перевернуло колесами вверх. Юна и ее муж повисли на ремнях. Мотор продолжал работать.

— Выключи зажигание! — крикнул муж.

Она недоуменно смотрела на его запрокинутое лицо, похожее на маску, еще не сознавая, что случилось.

— Зажигание выключи! Взорвемся же! — снова крикнул он.

И только сейчас в четком постукивании двигателя Юна услышала угрозу катастрофы. Муж попытался дотянуться рукой до ключа зажигания.

— Мне удобнее, — спокойно произнесла Юна и выключила зажигание. И вдруг новая волна неприязни к нему опять овладела ею, и она отвернулась.

— Как будем вылезать?! У меня стекло заклинило.

— Отстегни ремень.

Наконец они выбрались из машины.

— Я же просил: «Не гони! Не гони!» — ворчал муж, присев на корточки, осматривая машину. — Все люди к празднику готовятся, а мы куда-то едем. Зачем? Почему? Ну что с тобой? Что за сюрприз ты приготовила? Может, вот это и есть твой сюрприз? — и он показал на перевернутую машину.

Юна стояла в оцепенении. При слове «сюрприз» словно пробудилась. Много лет назад она тоже пыталась сделать сюрприз.


…Тогда ей шел семнадцатый год. Она как-то по-особому ощущала запахи и краски осени. Запустила занятия и целыми днями бродила по московским паркам, аллеям, возвращалась домой умиротворенная, расслабленная.

Однажды, выходя из метро «Сокольники», Юна заметила незнакомого молодого человека, направившегося в ее сторону. Он явно шел за ней. Ей казалось — он идет след, в след и она слышит его дыхание… Странно в лесу… без Фроси… чужие шаги. В красной перине из опавших кленовых листьев утопали ноги. Безмолвие. Лишь шуршание листьев. Небо с огромным заходящим солнцем и… чужие шаги.

И вдруг легчайшее касание его руки — будто мотылек сел на ладонь. Улыбка, чуть приподнявшая уголки его губ. И голос зазвучал тихо, доверительно: «Меня зовут Гена, а вас?»

Юна остановилась. Страшно было шелохнуться, спугнуть чудо…

Весь день, взявшись за руки, они гуляли по парку, потом по улицам…

От того дня осталось в душе чувство прозрачной радости, заключавшей в себе шуршание парка, птичьи пересуды, запахи и краски прелой листвы…

Следующая встреча произошла только через полгода, в булочной. Была короткой, напряженной, несколько неловкой. Почему не виделись? Кто его знает — не виделись, и все. Шла весна, Юна уже заканчивала школу, когда короткая непредвиденная встреча в булочной толкнула их с Геной друг к другу.

В тот год Москва жила предстоящим Всемирным фестивалем молодежи. Обновлялись дома, открывались новые станции метро, сиял огромными стеклами только что законченный спорткомплекс в Лужниках. Сколько красивых девушек той весной увидела Москва — тонкие талии, модные юбки солнце-клеш! Девушки ходили в туфельках, каблуки которых называли «гвоздики» или «шпильки». Муар и тафта, шурша, переливались на солнце.

Рождественская сказала Фросе:

— Фрося, а ты не находишь, что с девочкой что-то происходит? Может быть, она влюблена? Чего доброго, экзамены завалит, с аттестатом будут неприятности. Хочешь, я с ней поговорю?

— Не, не надо, — смущенно ответила Фрося. — Я сама.

Ведь почти в этом же возрасте Фрося была переполнена любовью к Василию. Василий особый, нет больше таких на свете. А нынешние — разные. Оградить бы дочку от нежданных печалей. Да как? Деликатность помешала. Помешала заговорить первой. Ждала, что Юна сама все расскажет.


…Слово «горе» можно обозначить словом «беда». Оно такое маленькое, коротенькое, юркое, может пролезть в малейшую щель, укрепиться, прочно обосноваться в твоей жизни и разрастись в то, что означается длинным словом «бедствие». Беда приходит в различном облике — в болезни и оговоре, проваленном экзамене или несчастье у близких людей. К Юне она явилась через мужской костюм.


У Геннадия был приятель-танцор, недавно вернувшийся из гастрольной поездки за рубеж. Однажды он пригласил в гости Геннадия с Юной. Они пили чай, слушали пластинки. Потом приятель предложил купить у него заграничный костюм. Как сидел костюм на Гене!


Еще от автора Инна Хаимова
Скитания души и ее осколки

История еврейской девочки-москвички с послевоенных времен и до наших дней. Взрослея, она попадает в ситуации, приводящие ее к людям из разных слоев общества – как к элите, так и к бандитам. На этом пути она ищет себя и свое место в жизни.


Рекомендуем почитать
Мгновения Амелии

Амелия была совсем ребенком, когда отец ушел из семьи. В тот день светило солнце, диваны в гостиной напоминали груду камней, а фигура отца – маяк, равнодушно противостоящий волнам гнева матери. Справиться с этим ударом Амелии помогла лучшая подруга Дженна, с которой девушка познакомилась в книжном. А томик «Орманских хроник» стал для нее настоящей отдушиной. Ту книгу Амелия прочла за один вечер, а история о тайном королевстве завладела ее сердцем. И когда выпал шанс увидеть автора серии, самого Нолана Эндсли, на книжном фестивале, Амелия едва могла поверить в свое счастье! Но все пошло прахом: удача улыбнулась не ей, а подруге.


Ну, всё

Взору абсолютно любого читателя предоставляется книга, которая одновременно является Одой Нулевым Годам (сокр. ’00), тонной «хейта» (ненависти) двадцатым годам двадцать первого века, а также метамодернистической исповедью самому себе и просто нужным людям.«Главное, оставайтесь в себе, а смена десятилетий – дело поправимое».


Писатели & любовники

Когда жизнь человека заходит в тупик или исчерпывается буквально во всем, чем он до этого дышал, открывается особое время и пространство отчаяния и невесомости. Кейси Пибоди, одинокая молодая женщина, погрязшая в давних студенческих долгах и любовной путанице, неожиданно утратившая своего самого близкого друга – собственную мать, снимает худо-бедно пригодный для жизни сарай в Бостоне и пытается хоть как-то держаться на плаву – работает официанткой, выгуливает собаку хозяина сарая и пытается разморозить свои чувства.


Жарынь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Охота на самцов

«Охота на самцов» — книга о тайной жизни московской элиты. Главная героиня книги — Рита Миронова. Ее родители круты и невероятно богаты. Она живет в пентхаусе и каждый месяц получает на банковский счет завидную сумму. Чего же не хватает молодой, красивой, обеспеченной девушке? Как ни удивительно, любви!


Избранные произведения

В сборник популярного ангольского прозаика входят повесть «Мы из Макулузу», посвященная национально-освободительной борьбе ангольского народа, и четыре повести, составившие книгу «Старые истории». Поэтичная и прихотливая по форме проза Виейры ставит серьезные и злободневные проблемы сегодняшней Анголы.