На полпути к себе... - [8]
Никогда Юна не видела Евгению Петровну такой веселой и радостной, как в тот год, когда та вышла замуж. Помнит, как она, маленькая девочка, однажды стояла у двери комнаты Евгении Петровны — оттуда доносился веселый смех, шуршала патефонная пластинка, лилась песня «Счастье мое».
Видно, эта песня очень нравилась Рождественской и ее мужу, потому что ставили пластинку беспрестанно. А через какое-то время та же мелодия уже слетала с клавиш рояля, и Евгения Петровна с Владимиром Федоровичем распевали во весь голос незатейливые слова песни:
Юна постучала в дверь, просясь в гости.
— Входи, входи, — услышала она приглашение Евгении Петровны.
Юна вошла, села на кожаный диван с валиками. Рядом с ней сел Курбаши, и она уже вместе со всеми звонким голоском старательно выводила «Счастье мое» под аккомпанемент Евгении Петровны и Владимира Федоровича. Рождественская обучила мужа брать два аккорда этой самой песенки. Они считали, что «музицируют в четыре руки».
И тут Юна увидела, как Владимир Федорович, одной рукой взяв аккорд, другой прижал к себе жену и склонил голову на ее плечо.
Смущенная присутствием Юны, Рождественская отстранилась от него:
— Ну что ты, Зайчик!
В этот момент послышался ехидный голос Пани, требовательно стучащей в дверь:
— Чайник-то твой тово… Весь уж. Второй тащу. Не натаскаешься-то водицы…
Поправляя прическу, раскрасневшаяся Евгения Петровна выбежала в кухню и убавила огонь в примусе. Счастливо улыбаясь, сказала Пане:
— Знаете, Прасковья… Зайчик мой… почти всю песню разучил! — неожиданно привлекла к себе щупленькую Паню, словно собиралась сказать ей что-то важное, и тихонько допела: — «Все это ты, моя любимая, все ты…»
Паня неестественно громко загоготала, будто причастилась к радости Евгении Петровны.
— Молодец, Женька! Типерича ты молодец!
Евгения Петровна вдруг стряхнула с себя веселье и стала серьезной. Устремив взгляд куда-то поверх головы Пани и вышедшей из ее комнаты Юны, она неожиданно каким-то не своим, чужим голосом произнесла:
— А все-таки всех королей на свете я сильней.
Паня и Юна недоуменно посмотрели на нее: какие, мол, еще короли?! А Евгения Петровна, заметив их замешательство, вдруг заливисто рассмеялась и, будто в нее вселились черти, стиснула Юну, затормошила.
— Счастье он мне принес, прямо на блюдечке! — Евгения Петровна еще сильнее сжала Юну и поцеловала в лоб. — Жизнь замечательную и очень красивую!
«Когда вырасту, у меня тоже будет свой Зайчик, — решила Юна, — принесет нам с мамой на блюдечке жизнь счастливую и красивую».
В чем эта «красивая жизнь» должна выражаться, Юна, конечно, не знала. Ей было просто приятно чувствовать, что, хотя она и обидела «тетю Женю», та все равно счастлива. В памяти девочки страшное слово «сволочь» отзывалось больнее, чем удары Паниной веревки.
…Позже Юна поняла, что предала Евгению Петровну просто так, «за компанию». Ведь она уже знала, Фрося ей объяснила, что это слово относится к дурным — она так и сказала: дурным — женщинам, а она, Фрося, с такими не знакома. И еще пояснила, что, когда хотят кому-то сделать больно, говорят это слово. Значит, Юна заведомо понимала, что Рождественской будет больно, и ради общего азарта она забыла, что Евгения Петровна учила ее играть на своем рояле, забыла о кровати, на которой спала и прыгала, о письменном столе, служившем им с Фросей и обеденным. Обо всем ей напомнила в тот вечер простая дворничиха, не умевшая складно говорить. Давно нет в живых Пани, а бельевая веревка в ее жилистой руке нет-нет возникает перед глазами Юны.
Поздно задумалась Юна о том, что Фрося в житейском понимании не устроила свою жизнь.
В раннем детстве Юна считала, что так и должно быть, что им двоим, Юне и маме, хорошо и больше никого им не надо. Юна готова была терпеть лишения, ходить в магазины, делать все по дому и обязательно хорошо учиться, только чтобы Фрося была довольна.
Однажды она услышала разговор Фроси с Рождественской.
— Пора тебе, Фросенька, замуж, — томно ворковала Евгения Петровна. — Посмотри на себя. Ты — царевна-лебедь, настоящая русская красавица! Знаешь, у Володи есть сослуживец. Вдовец и не очень молодой. Да ты не смотри на это. Ему дашь уход — он опорой будет. У тебя сил много, и на него и на Юну — на всех хватит.
— Не, не надо мне такого, — зарделась, потупившись в смущении, Фрося. — Василек у меня в сердце живет, — нежно сказала она.
Юна не выдержала и влетела в кухню.
— Ма, — с ревом бросилась к Фросе, обхватила ее за шею. — Не надо еще мужа! Нам и так хорошо. Не надо вдовца! Я работать пойду.
Рождественская, чтобы сгладить неловкость, перевела разговор на другую тему — заговорила о будущем Юны:
— Фросенька, надо же что-то делать с Юночкой. Пора показать специалистам по музыке…
— Все время не хватает, — Фрося растерянно развела руками. — Не знаю, как и быть.
Но при первом же удобном случае отвела девочку в музыкальную школу. Оказалось, что у нее действительно есть способности. Тогда все «подвальное общество» стало думать, как помочь Ребковым. Паня вызвалась провожать Юну в музыкальную школу, а Евгения Петровна предложила для занятий свой старинный «Беккер», хотя очень дорожила им. Ведь на нем играл когда-то сам Глазунов.
История еврейской девочки-москвички с послевоенных времен и до наших дней. Взрослея, она попадает в ситуации, приводящие ее к людям из разных слоев общества – как к элите, так и к бандитам. На этом пути она ищет себя и свое место в жизни.
Амелия была совсем ребенком, когда отец ушел из семьи. В тот день светило солнце, диваны в гостиной напоминали груду камней, а фигура отца – маяк, равнодушно противостоящий волнам гнева матери. Справиться с этим ударом Амелии помогла лучшая подруга Дженна, с которой девушка познакомилась в книжном. А томик «Орманских хроник» стал для нее настоящей отдушиной. Ту книгу Амелия прочла за один вечер, а история о тайном королевстве завладела ее сердцем. И когда выпал шанс увидеть автора серии, самого Нолана Эндсли, на книжном фестивале, Амелия едва могла поверить в свое счастье! Но все пошло прахом: удача улыбнулась не ей, а подруге.
Взору абсолютно любого читателя предоставляется книга, которая одновременно является Одой Нулевым Годам (сокр. ’00), тонной «хейта» (ненависти) двадцатым годам двадцать первого века, а также метамодернистической исповедью самому себе и просто нужным людям.«Главное, оставайтесь в себе, а смена десятилетий – дело поправимое».
Когда жизнь человека заходит в тупик или исчерпывается буквально во всем, чем он до этого дышал, открывается особое время и пространство отчаяния и невесомости. Кейси Пибоди, одинокая молодая женщина, погрязшая в давних студенческих долгах и любовной путанице, неожиданно утратившая своего самого близкого друга – собственную мать, снимает худо-бедно пригодный для жизни сарай в Бостоне и пытается хоть как-то держаться на плаву – работает официанткой, выгуливает собаку хозяина сарая и пытается разморозить свои чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Охота на самцов» — книга о тайной жизни московской элиты. Главная героиня книги — Рита Миронова. Ее родители круты и невероятно богаты. Она живет в пентхаусе и каждый месяц получает на банковский счет завидную сумму. Чего же не хватает молодой, красивой, обеспеченной девушке? Как ни удивительно, любви!
В сборник популярного ангольского прозаика входят повесть «Мы из Макулузу», посвященная национально-освободительной борьбе ангольского народа, и четыре повести, составившие книгу «Старые истории». Поэтичная и прихотливая по форме проза Виейры ставит серьезные и злободневные проблемы сегодняшней Анголы.