На поле Куликовом - [6]

Полилась на кованые седла кровь, засверкали булатные сабли около голов богатырских, покатились золоченые шлемы на землю, и пали коням под копыта головы многих богатырей…»

Скоро воинам стало тесно. Ратники задыхались, а расступиться им было негде.

«Копья ломались, как солома, — говорит русская летопись, — пыль закрывала солнце, дождем падали стрелы».

Князь Дмитрий бился, как рядовой воин, и поразил насмерть ханского племянника Тулун-бека.

Ни на чьей стороне не было перевеса.

Русские одолевали в одном месте, татары — в другом.

Но вот пешая рать вся полегла, «как сено, посеченная, как деревья, сломившись».

Татары стали напирать на главные силы русских — на полки московский, суздальский и владимирский. Они прорвались к большому черному знамени московского князя, которое возили за переодетым Михаилом Бряноком, подсекли древко знамени и убили самого Брянока. Но русские воеводы успели снова сомкнуть «большой» полк.

Дмитрий поставил свои войска так, что татары не могли охватить их ни с какой стороны. Им оставалось только прорвать русский строй и тогда уже напасть с тыла. Не добившись успеха в центре, они бросили запасную тяжелую конницу на левое крыло.

Оно стало подаваться назад, и над центром нависла угроза быть обойденным с фланга и тыла.

Все русское войско было бы тогда отрезано от Дона и прижато к Непрядве.

Татары знали, что левое крыло слабее, и направили туда свой главный удар.

Между тем засадный полк продолжал стоять в дубраве и не вступал в битву.

С бьющимися сердцами следили воины Владимира Андреевича и Боброка-Волынца, как рубились с врагом «за свою великую обиду» русские удальцы.

Затаив дыхание дожидались своего часа спрятанные в засаде люди. Некоторые из них, чтобы лучше видеть, взобрались на деревья.

Было слышно, как ветка хрустит под конским копытом и сухой лист, шурша, падает на седло.

Сквозь поредевшую листву жадно смотрели воины на Куликово поле. Низко опускали они головы, когда татары крючьями стаскивали их братьев; радостно вздыхали, когда катились на траву вражеские шлемы и начинали гулять русские сабли по «синим плешам» — по бритым татарским головам…

— Какая польза от нашего стояния? — стали ворчать наиболее нетерпеливые. — Кому мы станем помогать, когда все изрублены будут наши полки?!

— Подождите еще немного! — сдерживал их Боброк. — Будет еще вам с кем пить и веселиться!

А жестокая битва длилась уже около двух часов. Стоило огромных усилий смотреть на нее и оставаться в бездействии. Врагу еще помогало то, что солнце ударяло русским в глаза и ветер дул им в лицо.

Уже на сторону татар склонялась победа. Уже раздавались их веселые гортанные клики…

Но вот солнце переместилось в небе и в другую сторону потянул ветер. В то же время расстроенное левое крыло русских и теснившая его татарская рать поравнялись с местом, где стояла засада.

— Теперь наше время! — воскликнул Боброк и вытащил меч из ножен.

Запела труба. И, как соколы на журавлиную стаю, ринулись русские на татар.

Предание говорит, что Боброк, выводя своих людей, предостерегающе заметил:

— Это вам не московские ваши сладкие меды и великие места!

Слова его означали, что теперь не время спорить за честь и место, как это бывает на пирах боярских. Надо забыть обо всех обидах и спасти родину от врага…

И засадный полк, придя на помощь главной рати, добыл победу в течение часа.

Орда, не ожидавшая натиска, дрогнула и под напором всего русского войска стала отходить.

На спуске с Красного холма, допятившись уже до своих таборов, татары, подкрепленные дружинниками самого Мамая, остановились было и снова завязали бой. Но русские сбили их с поля и начали с флангов охватывать противника.

Тогда закричали татары:

— Горе нам! Они оставили самых удалых князей и воевод в засаде! Наши же руки ослабели, и колени оцепенели, и кони наши утомлены. Кто может против них устоять? Горе тебе, великий Мамай! Всех нас погубил ты напрасно!

Орда обратилась в бегство.

Загрохотали телеги. С ревом помчались волы и верблюды.

Мамай, его мурзы и остатки дружины на свежих конях бросились в степь…

К вечеру более сорока километров до реки Красивой Мечи было устлано татарскими трупами.

Русские преследовали врага до ночи. Много татар погибло при переправе, и лишь немногие из них выбрались на другой берег реки.

Враг был разбит. Были разбиты все его наемные отряды. Узнав о поражении Мамая, бежали «не путем, не дорогою» и Ягайло со своими шведами и жмудинами, и рязанский князь Олег.

Тем временем князь Владимир Андреевич «стал на костях» — так говорилось в старину о победителе, занимавшем поле сражения.

На месте побоища победно трубили трубы. Развевалось черное великокняжеское знамя. Со всех сторон съезжались к нему русские воеводы и князья.

Самого же Дмитрия нигде не было видно. Долго искали князя, но поиски были тщетны.

Наконец два костромских воина, Сабуров и Хлопищев, нашли его.

Без памяти лежал Дмитрий под срубленным деревом, но крепкие шлем и броня спасли его от глубоких ран.

Семь дней провели победители на Куликовом поле, хороня убитых героев в братских могилах. Семь дней стучали топоры в окрестных дубравах: многие воины мастерили гробы-колоды, чтобы увезти своих павших товарищей и предать их тела родной земле…