На перекрестке цивилизаций - [12]

— Чистый шелк. Натуральный шелк. Ручная работа! — раздалось на безукоризненном русском языке за моей спиной.

Человек, столь безошибочно определивший мою национальность, оказался продавцом, а музей — магазином. Все выставленные здесь товары продавались. Я признался, что лишь первый день брожу по Дамаску и не знаю, как добраться до гостиницы. Продавец заявил, что это проще простого. Он вручил мне рекламный буклет, на первой странице которого значилось: «Школа — Азема — школа». Затем на французском и английском языках уведомлялось о том, что в 1770 году пашой Абдулой Аль-Аземом в Дамаске была основана медресе (школа) по обучению студентов-теологов искусству ремесел и торговли. На последней странице рекламки был начерчен четкий план-схема всего базара с прилегающими улицами и с указанием кратчайшего пути к магазину, в котором я находился. Далее я узнал, что указанная медресе располагалась в этом помещении, а дворец меценатствовавшего паши где-то неподалеку.

Разумеется, покинув магазин, я немедленно сбился с дороги, но боязнь заблудиться исчезла. Я шел крытыми галереями, просто узкими улочками, мимо древних арок и коллонад, держащихся лишь потому, что глыбы, их составляющие, еще не решили, на чью голову им падать. Я заглядывал в проходы между рядами лавок и любовался открывающимся покоем внутреннего дворика или мечети. Мраморные таблички, прикрепленные к некоторым зданиям, указывали дату их постройки: XIII, XIV, XV, XVI век. А вокруг бушевало торжище. Особенно впечатляли текстильные ряды. Волны тканей всех цветов, тонов, оттенков, которые только можно вообразить, переливались, колыхались, взлетали вверх и падали на прилавки под ловкими руками фокусников-купцов. Туго свернутая в цилиндры, сверкала, как болванки драгоценного металла, парча. Поблескивали огнем штуки шелков. Подброшенные в воздух, они оставляли за собой огненные хвосты то ли ракет, то ли жар-птиц. Иногда казалось, что с потолков низвергаются водопады, пронизанные разноцветными лучами. Иные полотнища больше всего напоминали густую темень ночи, другие — застывшие блики пожара, третьи — звездное небо.

II не мог себе представить, чтобы всю эту массу товаров мог поглотить внутренний рынок Сирии. Сомнения мои, впрочем, оказались верными. Значительная доля продукции текстильной промышленности идет на экспорт.

II уверенно продвигался вперед и не заметил, как гофрированные небеса уступили место настоящим. На их голубом фоне плыли высокие, как фабричные трубы, минареты. Но не они поразили меня, а группа потемневших от времени высоких колонн. Они легко несли высоко над толпой остатки искусно орнаментированного капителя. Похоже было, что время здесь дало осечку. Сооружения эти не походили ни на музейные экспонаты, ни на развалины. Они естественно вписывались в пейзаж. Они служили опорами для торговых палаток, столбами для расклейки афиш… Забегая вперед, скажу, что после развалин Пальмиры и театра в Буере эти римские руины, расположенные в самом центре дамасского базара, произвели на меня, пожалуй, самое сильное впечатление из всего виденного в античной Сирии.

С небольшой площади открывался вид на высокую каменную стену. Рядом с пробитыми в ней воротами виднелась мраморная дощечка с надписью: «Мечеть Омейядов, построена халифом Аль Валидом. 705 год Р. X.».

Значит, я стоял перед главным входом в самую знаменитую на всем Арабском Востоке мечеть. Через раскрытые ворота хорошо просматривался ее большой двор, портики, фонтаны, мозаика. Я знал, что приду к этому месту еще много раз, чтобы наслаждаться тем, что дают все выдающиеся произведения искусства.

Взглянув на план города, я понял, что нахожусь на главной артерии дамасского базара, на так называемом Хамиди суке, и уже уверенно поплыл по волнам галдящего, имеющего свои подводные течения потока.

Надрывались, стараясь перекричать друг друга, бродячие продавцы чулок, белья, полотенец и всякой другой всячины. Их вопли смешивались со сложными ритмами, издаваемыми особыми музыкальными инструментами — кус, представляющими собой нечто вроде барабанов (большую глиняную крынку с натянутой на горлышко шкурой). Многочисленные поклонники куса охотно испытывали представленные образцы, соревнуясь в виртуозности исполнения. В импровизированный концерт барабанной музыки вплеталась несложная, но звучная мелодия мизлора (он напоминал пастушью дудку), извлекаемая продавцом этого товара. Из дверей бесчисленных лавок то и дело слышалось почтительное: «Алло, мусье!»

Давка не освобождала, однако, от необходимости все время смотреть под ноги, чтобы, не дай бог, наступить на товары, расставленные предприимчивыми торговцами прямо на мостовой. Одновременно надо было объяснять жестами, что ты не нуждаешься ни в гребенках, ни в сладостях, ни в других ценностях, которые тебе норовили сунуть в руки или в карман маленькие, несовершеннолетние продавцы — дети рынка. Чем ближе подходил я к выходу, тем труднее было пробиваться. Но как ни странно, плотность толпы не препятствовала проезду мотоциклов и моторизованных колясок. Рев сирен, трескотня моторов раскалывали ее. Люди автоматически и покорно уступали дорогу машинам, даже велосипедам, но не себе подобным. Всякие попытки ускорить продвижение разбивались о стену непонимания. Так или иначе через некоторое время я достиг уже знакомых окошечек меняльных касс. Высоко, под самой крышей, красовался рекламный плакат: «Тошиба». Путешествие по базару благополучно завершилось.