На перекрестке цивилизаций - [11]
Что было, то было. Я бежал. Очевидно, в эти тяжелые для меня минуты я перепутал направление, поскольку вместо знакомого переулка попал в глухой тупик, а из него на пустырь. Я взобрался на груду битых камней, огляделся и констатировал, что окончательно заблудился. Меня окружали старые двухэтажные дома. При этом вторые этажи нависали над улицей. Это делало дома удивительно похожими на когда-то близких людей, разлученных судьбой и случайно встретившихся под старость. Они готовы броситься друг другу в объятия, ища друг у друга поддержки от тяжести навалившихся воспоминаний.
Передо мной был самый что ни на есть натуральный средневековый город. Именно таким я когда-то представлял его в своем воображении. Я брел, почти не разбирая дороги, какими-то проходами, двориками, пока совершенно неожиданно для самого себя не вывалился в оживленный торговый ряд базара. Как я обрадовался! Правда, причин для веселья пока не было. Я ничего не умел спросить, но присутствие толпы успокаивало. Я плыл по узкому проходу, стены которого были увешаны гирляндами сандалий, вдыхал острый запах выделанной кожи и с любопытством осматривал все вокруг. Здесь было царство сапожников. Туфли кожаные, парчовые, атласные, бисерные, серебряные, золотые… Минуту назад мне бы и в голову не пришло, что Дамаск нуждается в таком количестве обуви. По странной коммерческой логике, в сапожный ряд вклинились лавки ювелиров. Дневного света, просачивающегося сквозь дыры и щели крыши, им не хватало. Витрины ювелирных магазинчиков подсвечивались многочисленными лампочками. Их лучи падали на разложенные под стеклом сокровища, зажигали их, заставляли гореть тем самым огнем, который так дразнит воображение. Я переходил от витрины к витрине, с интересом рассматривая все эти великолепные безделушки. Владелец одной из таких лавочек, благодушно восседавший у дверей с мундштуком кальяна во рту, увидев меня, оживился, вскочил и заговорил по-русски, почти без акцента: «Товарищ, заходите». Он протянул руку, я не мог не пожать ее, а следовательно, должен был войти в его заведение. Он усадил меня на узенький диванчик и протянул кишку с медным мундштуком, предварительно вытерев его о рукав сорочки. Я с детства слышал об этом приборе для курения:
но, честно говоря, не совсем представлял себе его устройство. Любопытство взяло верх. Я сунул в рот «янтарь» — массивный латунный наконечник, похожий на небольшой брандспойт, и потянул в себя воздух. Никакого эффекта. Хозяин показал мимикой, что надо действовать энергичнее. Я попробовал. В большой стеклянной колбе, стоявшей на полу, забулькала вода, а уголек, лежавший на медной розетке, крепленной на горлышке колбы, ярко вспыхнул. Дым до отказа заполнил мои легкие. Я закашлялся и, не возобновляя попыток, возвратил дымящуюся кишку.
Размеры торговой клетки, где мы сидели, не превышали кабины лифта. Кроме уже упомянутого диванчика, здесь находились столик с аптекарскими весами и маленькой г четной машинкой, стул, а также вмонтированный в стену внушительных размеров сейф. Ноги мои гудели от усталости. Чтобы продлить блаженство отдыха, я спросил своего хошина о цене первого попавшегося мне на глаза колечка, украшенного небольшим бирюзовым камешком. Небрежно Оросив его на весы, ювелир поманипулировал гирьками, поиграл клавишами счетной машины и изрек: «Точно — 17,50 лир, а для друзей 45». Я поинтересовался, почему он приравнивает стоимость камня к стоимости золота и узнал, что так принято в здешнем ювелирном мире.
— А если бы это был бриллиант?
— Если бы я имел бриллиант размером с эту бирюзу, то я бы сейчас здесь не сидел.
Мне не раз приходилось слышать из уст местных жителей русскую речь и меня всегда удивляла чистота их произношения. Я поделился своими мыслями с собеседником и услышал:
Я — армянин. Почти все люди плавильного сука (так называют здесь ювелирные ряды базара) — армяне. Русскому языку я нигде не учился. Советских товарищей теперь часто можно видеть в нашей стране, и я стал понимать их разговор. Многие арабы тоже говорят по-русски. Иначе нам нельзя. К тому же, если хочешь торговать, надо знать язык.
Я от души поблагодарил собеседника, пообещав еще раз наведаться к нему, и вновь влился в рыночную толпу. Во время следования каким-то узким каменным коридором я был застигнут грузовиком. Борта его кузова почти касались стен домов. Не желая быть вдавленным в стену, я шмыгнул в небольшую дверь и совершенно неожиданно оказался, как мне показалось, в… музее. Это был небольшой вымощенный каменными плитами двор с бассейном и фонтаном посередине. Легкие колонны поддерживали над большей частью двора сводчатые перекрытия. Помещение, обильно украшенное мозаикой, орнаментами, резными люстрами и цветными стеклами, было буквально завалено, заставлено старинными доспехами, шлемами, кольчугами, саблями, ятаганами, кинжалами, кубками, вазами, кувшинами, гигантскими медными блюдами с затейливой чеканкой. Тут же, переливаясь всеми возможными цветами, ослепляли глаза развернутые штуки парчи. В открытых сундуках покоились груды старинной утвари и украшений. В дальнем углу громыхал ткацкий станок совершенно допотопной конструкции. Его приводил в действие ткач, нажимая босыми ногами на педали-дощечки на веревочных петлях. Педалей было много. Ткач нащупывал нужные, в определенной последовательности нажимая их, и тут же искал другие. Все это делалось непрерывно, обеими ногами, с уверенностью автомата. Опускалась и поднималась громоздкая рама, шнырял туда-сюда челнок. Нить сплеталась с нитью, рождая знаменитую дамасскую парчу. Мне никогда не забыть этого станка. Этой пытки, именуемой мастерством.
