На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД - [46]
Статистика захороненных на Левашовской пустоши свидетельствует о том, что 1938 год был одним из самых кровавых. Судите сами. В 1937-м там было погребено 18 719 человек, в следующем году – 20 769, а с 1939 по 1954 год – 7 283, включая гитлеровских карателей, предателей и уголовников, расстрелянных в Великую Отечественную.
Нет спору, и до Литвина, и после него в Ленинграде и области осуществлялись массовые репрессии, но такого размаха расстрелов не достигалось уже никогда. Это подтверждают и упомянутые мною документы «тройки» от 20 марта 1938 года, а ведь таких протоколов Литвин подписал не один десяток. Я могу понять тех читателей, которые считают, что «истинными» виновниками Левашовской трагедии являются непосредственные исполнители приговоров. Только давайте все-таки «смотреть в корень».
В нашей стране до сих пор существует смертная казнь. Представьте, что следствие сфальсифицировало дело, а суд приговорил невинного человека к высшей мере наказания. Спустя некоторое время выяснилось: расстрелянный – не преступник. Кто виноват в случившемся – следствие, суд или исполнитель приговора? Ответ, мне кажется, ясен. Да, высокопоставленные палачи не конвоировали осужденных ими на казнь, не стреляли в затылок, не забрасывали трупы землей. Но именно они одним росчерком пера сознательно умертвили десятки тысяч ни в чем не повинных людей.
Моя попытка рассказать о сталинских преступниках 1938 года вызвала у ряда читателей недовольство, близкое к раздражению. При этом они даже не удосужились серьезно обосновать свои возражения. Так, литератор М.В. Копелиович считает мою статью «юдофобской», в частности потому, что я назвал подлинную фамилию Ваковского – Штубис Г.Э. Отвечаю: Ваковский по национальности латыш.
Читая отклики на публикацию, я старался понять: все ли готовы в нашем обществе к восприятию страшной правды о прошлом – правды, не приукрашенной мифами и «буферными» концепциями? Увы, нетерпимость и закостенелая предвзятость, которые проявились в письмах некоторых читателей, убеждают в обратном. Стремление этих людей любыми средствами наложить табу на раскрытие истины, которая их почему-то не устраивает, – типичный рецидив сталинизма.
И все же большинство писем было от тех, кто почувствовал главное, ради чего писалась статья. Одно из них, присланное жительницей г. Ломоносова Н.М. Рудаковой, мне бы хотелось процитировать:
«На одном дыхании прочла статью Е. Лукина “Палачи”. Душа плачет. Сострадает. Палачам безвинных советских людей – вечный позор и презрение! Горько и больно, что палачи причастны к роду человеческому. Как могло случиться, что такая нечисть погубила десятки тысяч советских людей?
Господи, как мы слепо верили, с беззаветной страстью своему народному правительству, партии! Верили тогда, когда наших родных расстреливали как врагов народа. Мы верили в их виновность, поскольку их осудили правительство, партия. Верили и тогда, когда лично страдали от сталинских репрессий. Верили в построение светлого будущего, страдали от того, что якобы являлись тормозом на пути к коммунизму. Мы фанатически любили свое правительство и партию, мы стеснялись клейма на родных: “враги народа”. Тяготились своим прошлым, как будто сами были преступниками. Непомерной тяжести крест несли на сердце. И таких, как я, были несочтенные миллионы. Что мы пережили, ведомо только нам».
Горька исповедь этого человека, пережившего сталинизм. Тем целительней будет его прозрение, освобождение от иллюзорных представлений о прошлом и настоящем нашего многострадального Отечества.
Скорпион в огне
Газета «Единство» № 13 от 13–20 августа 1990 года
Скорпион, очутившись в огненном кольце, жалит себя и погибает от своего яда.
Палачи мемуаров не оставляют. Между тем их жизнь интересна не только для историков. Я не разделяю концепции: палачами рождаются. Ими становятся. Как и когда? Жестокие и фанатичные, циничные и властолюбивые, расчетливые и безумные – они были такими, какими их сотворила кровавая эпоха.
Предлагая читателям биографии некоторых злодеев, написанные по имеющимся в Ленинградском управлении КГБ документам, автор надеется, что эти публикации помогут разобраться в недавнем прошлом нашего многострадального Отечества, а может быть, неоднозначно оценить и сегодняшние революционные преобразования.
Часы пробили полночь. Тишину кабинета начальника Ленинградского управления НКВД изредка нарушал перезвон последних трамваев. Михаил Иосифович Литвин читал книгу «История молодого человека XIX столетия». Взяв красный карандаш, он подчеркнул понравившуюся фразу: «Натура человека ограничена: скорбь, мучения переносит он только до известной степени и гибнет, когда переполняется мера».
Зазвонил телефон:
– Эта сволочь, Богданов, никак не хочет раскалываться! – докладывал его заместитель Шапиро-Дайховский…
Начальник управления УНКВД ЛО в 1938 году М.И. Литвин.
Фотография 1930-х годов
Старый большевик Михаил Васильевич Богданов был арестован 27 февраля 1938 года по приказу Литвина. Незадолго до ареста он был ответственным секретарем партколлегии при Уполномоченном Комиссии партийного контроля по Ленинградской области, занимался расследованием нарушений социалистической законности в НКВД. О том, что в Большом доме творятся вопиющие безобразия, сообщил в Москву заслуженный чекист Е.А. Фортунатов. Выходец из русской интеллигентной семьи, он долгое время работал разведчиком в странах Среднего и Дальнего Востока, а потом стал скромным директором музея Ленинградской ЧК.
