На охотничьей тропе - [55]

— Молодец, охотница! — выражает своё мнение Ермолаич.

Слушая Ульяну Бабину, о которой почти каждый знал, а кое-кто встречался на областном слёте охотников, промысловики вспоминали свои охотничьи будни, в которых было так много хорошего. Кого из них не застигала в степи пурга, кто из них не проводил длинные зимние ночи в оледеневшем стогу сена, кто не тонул в осенней жгучей воде, добывая пушнину, но каждого всегда согревала мысль, что его труд нужен. И никто не помышлял после всех перенесённых трудностей и опасностей бросить охоту, наоборот, каждый чувствовал себя крепче, здоровее, горячее любил жизнь, которая тем и интересна, что через трудности и опасности она приводит к победе.

Особые чувства возникли у Фильки Гахова. Ему казалось, речь простой девушки, охотницы Ульяны Бабиной, была обращена к нему. Он думал: «Подам заявление в комсомол. Раньше стыдно было проситься, а сейчас пушнины добываю не меньше других. Теперь примут. Вон парторг даже сам привёз из промхоза охотничий билет и сказал: «Получай, товарищ Гахов. Теперь ты настоящий охотник». И оттого, что Жаворонков назвал его настоящим охотником, Филька почувствовал себя взрослее, увереннее. И он будет вместе с комсомольцами в одних рядах.

— Эх, дожить бы до коммунизма! Хоть одним глазком посмотреть, какая там жизнь будет, — вздохнул, мечтательно полузакрыв глаза, Тимофей Шнурков.

— Доживём, Никанорыч, — заверил Жаворонков. Не мы, так наши дети доживут. Вот Филипп, например. Но нам нельзя ждать прихода коммунизма, сложа руки. Мы должны работать… А дети не забудут нас и в самый великий праздник помянут добрым словом.

— Это-то так, Афанасий Васильевич! — заметил Тимофей. — Хоть и небольшая наша работа, а всё-таки. Уйдёшь на всю зиму в степь, с сентября до марта на глаза людям не показываешься, вроде как в снегу затеряешься, а душа… душа со всеми вместе.

— Да. И работать мы должны лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня. А у нас с вами, друзья, столько дел. По-новому ведь решили пушное хозяйство поставить.

— Решили.

— Поставим! Все пойдём на новые водоёмы.

Жаворонков снова включил радиоприёмник. Знакомая мелодия заполнила комнату:

«…И всегда я привык гордиться.

И везде повторял я слова:

Дорогая моя столица.

Золотая моя Москва!»

Глава двадцатая

Весна в Сибири обычно наступает медленно, как бы подкрадываясь. В конце марта едва начинает пригревать солнце, затем оно, будто испытывая силу, посылает на землю свое горячее дыхание, и в первых числах апреля на высоких гривах появляются проталины. Проходит день-два, по-весеннему тёплых, налетает сивер и опять по степи заметает позёмка. И лишь в средине апреля весна берёт своё: с грив по склонам устремляются вперегонки ручьи, на открытых полянах начинают токовать тетерева, из-под только что сошедшего снега на пригорке появляются первые сибирские цветы — белоголовые подснежники.

В этом году оправдалось предсказание деда Нестера: весна пришла ранняя и дружная. В начале апреля подул с чановской стороны южный ветерок, солнце стало щедро посылать свои лучи на землю — и зашумели по степи талые воды, прорываясь к займищам.

Охотники вылезли из избушки и, усевшись на завалинку, подставляли обветренные лица навстречу ярким лучам солнца, обсуждали предстоящие дела. Благинин не утерпел, сходил на ближний, раньше других освободившийся из-под снега пригорок у берёзового колка, нарвал большой букет подснежников и принёс его Валентине Михайловне со словами: «Первые цветы, что первая любовь — всегда нежнее и дороже». Валентина Михайловна прижала к груди букет и, вдыхая тонкий запах подснежников, радостно воскликнула:

— Хорошо-то как, Ванюша! Цветы… весна.

Первыми растаяли мелководные плеса, появились за береги на озёрах. Природа ожила. Вернулись в родные края гуси и теперь, носясь парами и в одиночку целыми днями над займищем или собираясь стаей на образовавшейся в камышах полынье, оглушали карагольские отноги неугомонным гоготаньем; появились кряковые утки и, разбившись на парочки, перелетали с одного озерка на другое; высоко в воздухе часто проносились большие стаи шилохвостей, спешивших куда-то дальше, на север.

С появлением тепла и ондатра через зимние отдушины и естественные проталины стала выходить на поверхность, а когда размыло у берега лёд, зверьки появились на его закрайке, грелись под солнечными лучами или лакомились сочными корневищами.

С каждым тёплым днём на водоёмах становилось оживлённее. Зверьки гонялись друг за другом, затевали драки, поднимая шум и писк, сновали по воде во всех направлениях, выискивая себе подруг.

Видя, как оживает природа, охотники спешили: конопатили и смолили лёгкие лодки, тесали из досок длинные шесты. Дед Нестер сколачивал последние заготовки живоловок.

Приехал Жаворонков и сообщил Покровской, пришедшей к охотникам:

— Ну, Валентина Михайловна, берегись! Письмо получил: учёный к нам едет. Он спросит с нас, чем мы тут занимались.

— Учёный? — удивилась Покровская. — Откуда, с какой целью?

— Из Москвы. Я сообщил в научно-исследовательский институт о нашей затее и просил совета. А институт решил послать сюда одного из учёных. Со дня на день должен быть…