На одном дыхании. Хорошие истории - [48]

Благие намерения

Отец – не тот, на кого всю жизнь можно опереться, а тот, кто избавляет тебя от этой привычки. «Папа, ну ты же со мной так не поступишь? Я же девочка!» – игриво поинтересовалась моя четырехлетняя дочка, когда я рассказал ей эту историю. До сих пор думаю над ответом…

До поры до времени я наивно полагал, что тезис о благих намерениях, ведущих в ад, – не более чем избитое клише. То есть, если человек искренне желает ближнему добра, а ближний этого не ценит, значит, все дело в дурном воспитании либо низком уровне интеллекта ближнего.

Один из первых шагов на пути к осознанию истины я сделал однажды в Узбекистане. Наша съемочная группа прилетела брать интервью у президента Каримова (того самого политического долгожителя, что недавно присоединился к большинству на том свете, оставив после себя страну и окружение в состоянии душевного смятения). Принимали нас, соответственно, с таким восточным гостеприимством, что в Москву мы вернулись с заметно избыточным весом, «повзрослевшей» печенью и горой подарков – ковров, пиал, медных сосудов, ножей. Именно нож, что по сей день висит на видном месте у меня дома, с тех пор служит компасом, указывающим на возможные последствия благих желаний…

На церемонию вручения нам ценных подарков – ножей, которые местные умельцы смастерили по случаю нашего визита, – собралось едва ли не все население горного кишлака неподалеку от Ферганской долины. Церемония проходила в роще чинар, под сенью красивых древних деревьев, по мощи не уступающих баобабам, а по долголетию – секвойям. Глядя на одну такую чинару, я живо представил себе, сколько всего могло разбиться о ее ствол за почти тысячелетнюю историю – стрелы всадников Чингисхана, сабли басмачей и красногвардейцев… Да что там! Для такого дерева даже выстрел из гранатомета что слону дробинка – эта чинара, под стать горам, стояла и будет стоять века, напоминая всем о слабости человека и силе Природы.

Пока я фантазировал, местный хаким произнес нужные слова и протянул мне нож – с увесистой рукояткой и невероятно красивым стальным лезвием. В юности я всерьез увлекался метанием ножей и способен отличить сувенирную подделку от ножа, который действительно «полетит». Я был настолько счастлив, что захотел немедленно отблагодарить гостеприимных хозяев как полагается. Но как? Когда нам дарили винные кубки, тут же предлагали испить из оных до дна любого крепкого напитка. Подаренный ковер или циновку надлежало придирчиво пощупать, хурму – съесть, из пиалы – опять-таки выпить… Я решил показать всему кишлаку, что их мастера потрудились не зря и подарок попал в нужные руки. В общем, сказав «спасибо», я демонстративно подбросил нож в руке, взвесил его на пальцах, убедившись, что баланс между лезвием и рукояткой тот, что надо, и затем метнул его в ближайшее дерево. Эффектно сверкнув на солнце, лезвие на добрую четверть ушло в кору той самой чинары…

Когда днем раньше наша группа «испытывала» подаренные кубки, народ кричал и аплодировал, будто мы побили мировой рекорд. На сей раз ответом на мою благодарность была гробовая тишина. Даже у детей лица словно окаменели. Тишина длилась не больше нескольких секунд, хотя мне показалось – целую вечность. Затем народ стал молча расходиться. Приставленный к нам еще в Ташкенте сопровождающий присел на корточки, обхватил голову руками и, причитая на родном языке, начал раскачиваться из стороны в сторону.

– Что случилось, Ахмед? – спросил я, когда мы остались в роще одни. – Куда они ушли? Я же так красиво их отблагодарил!

Ахмед почти плакал:

– Это не простая чинара, Станислав. Это – священная чинара. К ней даже прикасаться не каждому можно, не то что ранить ее!

– Да разве такое дерево можно ножом поранить? Я же хотел как лучше…

– Теперь мне конец, – не унимался Ахмед. – А у меня семья, дети…

Уже на следующий день у нас был другой сопровождающий. Ахмеда на самом деле хотели уволить, и, чтобы вернуть его, мне пришлось пригрозить обратиться к самому Каримову.

Да, именно тогда я впервые задумался о неисповедимости путей благих намерений.

Больше и лучше

– Символично, что «friend» в переводе на русский латиницей пишется «drug»! – улыбнулся однажды мой американский друг Майкл Коннор. – Потому что «drug» по-английски и «лекарство», и «наркотик». Ведь это именно то, кем друзья для нас являются – для кого-то лекарством, для кого-то наркотиком.

– Если продолжать твой лингвистически-философский экзерсис, – выпендрился я, – получается, что здоровому и счастливому человеку друзья не нужны, как не нужны ни лекарства, ни наркотики?

– Точно! – с радостью принял подачу Майкл. – А поскольку мы с тобой оба пока здоровы, вполне счастливы и при этом друзья, делаем вывод: друг – это больше, чем лекарство, и лучше, чем наркотик!

Вспоминая этот разговор, я все время улыбаюсь и добавляю: а еще друг – это человек, с которым даже болтовня «ни о чем» превращается в нечто для вас обоих важное. Ну хотя бы в повод для той самой улыбки.

После урагана. О смерти и жизни

Я рассказывал смешную историю коллеге, когда наши телефоны одновременно выдали оповещение «Медузы»: ураган в Москве убил одиннадцать человек. Врать не буду, историю я как-то закончил, но на душе, конечно, стало тяжело. И остается, несмотря на профессиональную привычку спокойно реагировать на известия о смерти людей.