На одном дыхании. Хорошие истории - [35]

Шрифт
Интервал

Средство от депрессии

Случилась со мной осенняя ипохондрия. А может, просто не выспался. Вышел на балкон подышать никотином и осенью, смотрю с одиннадцатого этажа на усыпанную бурой безжизненной листвой детскую площадку. Вспоминаю, как в мае я показывал дочке те же самые листья – только что родившиеся, свежие, ярко-зеленые. Как потом в августе она собирала из них, уже опавших, но еще вполне себе живых и разноцветных, букет для мамы. Вспоминаю – и, обманывая сам себя, делаю вид, что ловлю кайф от банального осознавания скоротечности жизни… Вдруг из ниоткуда на детскую площадку налетел резкий порыв ветра. Скрип качелей и шелест разворошенной листвы, казалось, услышали даже за стеклопакетами. У меня хорошее зрение, и я очень четко увидел, как один за другим проснулись и ожили несколько кленовых листьев. Словно превратившись в бабочек, они, пританцовывая, устремились ввысь. Я давно так пристально не наблюдал полет опавших листьев снизу вверх и теперь стоял как завороженный. Они парили, порхали, пикировали и снова взлетали, уверенно набирая высоту. Пятый этаж, десятый, двадцатый – и вот я уже, щурясь, провожаю взглядом те, что, наверное, останутся зимовать на крыше. Это был совершенно феерический полет, настоящий праздник жизни и свободы – странно, что я не считывал всю красоту этого действа раньше. Я решил во что бы то ни стало проследить от начала до конца полет хотя бы одного листка – и у меня получилось. Он до сих пор у меня перед глазами – сухой кленовый лист, внезапно оживший и нахально танцующий свой последний рок-н-ролл на фоне чьих-то белых занавесок. Через какое-то время он, конечно, спланировал вниз и элегантно, с достоинством в каждом движении присоединился к большинству. Когда он замер на асфальте, я улыбался, как ребенок. По дороге он успел незаметно утащить с собой и мою осеннюю ипохондрию.

Педагогика

Собираемся с дочкой в парк. Дочке три года восемь месяцев. Она упрямо надевает любимое светлое платье, затем любимые черные легинсы, которые заправляет в не менее любимые теплые желтые носки, из обуви выбирает оранжевые кроссовки.

– Маша, тебе же жарко будет!

– Я все равно так хочу!

– К тому же все вместе выглядит некрасиво…

– А я все равно так хочу!

– Может, если платье, то без штанов и кроссовок, а если кроссовки – то футболку?

– Нет, нет, нет!!! – и ножкой топает, как строптивая барыня, взгляд еще упрямей и суровей, а глаза уже на мокром месте.

– Хм… ну хорошо.

Я достаю из шкафа свои зимние вещи, напяливаю на себя джинсы, свитер, дубленку, шапку, перчатки.

– Я готов. Пошли?

– Папа, что с тобой? Там же жарко!

– Нормально. Мне так хочется.

– Ну, папа, тебе будет неудобно со мной по горкам лазать!

– Нормально мне будет. Я так хочу.

– Папочка, ну это же смешно!

– Значит, будут над нами обоими смеяться. Так веселее.

Маша задумывается на минуту, уходит в свою комнату. Возвращается уже без платья, в руках три футболки.

– Папа, какую мне лучше надеть? Только ты, пожалуйста, тоже хотя бы шубу сними и перчатки…

Йе-е-ес! Получилось! Журналистские победы над политиками в прямом эфире – полная фигня по сравнению с чувством этого триумфа.

Соня кактамаэ

Так исторически сложилось, что, укладывая спать дочку, я всегда пою ей на сон грядущий три-четыре песни. Почти четырехлетний опыт свидетельствует: несмотря на клиническое отсутствие у меня даже самых примитивных вокальных данных, пока от этой традиции не устали ни я, ни она.

Помимо «классики» типа «Спят усталые игрушки» и баллад из арсенала англоязычного рока, есть в нашем репертуаре несколько революционных и старых советских песен. С одной из них и связаны два эпизода, которыми я хочу поделиться. Первый произошел года полтора назад, второй только что.

– Папа, а спой про Соню! – попросила однажды Маша. Ей было тогда два с небольшим года.

– Про Соню? – удивился я. – Не помню такой песни.

– Папа, ну про Соню, ты пел! – настаивала Маша, а я все никак не мог понять, что она имеет в виду.

Маша заснула, а я мучился полночи, пока, наконец, меня не осенило: «Рыбачка Соня как-то в мае, направив к берегу баркас…» Ну конечно! Пару раз я пел ей «Шаланды», но что она могла оттуда запомнить, кроме Сони? Не шаланды же, или кефаль, или Пересыпь, или биндюжников из пивной.

С тех пор прошло много времени. Поскольку «Соня» стала частью обязательной программы, я счел нужным рассказать Маше весь сюжет, объяснив по ходу слова, которые, по моему разумению, она не могла знать. Ну и опуская те, которые, казалось, к своим теперь уже почти четырем годам она знать должна.

И вот сегодня…

– Папа, я хочу тебя спросить про песенку про Соню и Костю…

– Спрашивай.

– Я стесняюсь…

– Напрасно, малыш, все свои.

– Ну, папа… Я помню, что шаланды – это лодочки, кефаль – рыбка. Пивная – такое кафе для взрослых. А почему у рыбачки Сони такая странная фамилия?

– Фамилия? Разве там у нее есть фамилия?!

– Ну конечно. Рыбачка Соня Кактамаэ! Такая смешная и красивая фамилия!!!

Когда я успокоился, то, конечно, все объяснил. Но Маше банальная правда о мае не понравилась. Засыпая, она раз десять с довольной улыбкой, растягивая слова, упрямо повторила: «Соня Ка-кта-маэ…»


Рекомендуем почитать
Запад

Заветная мечта увидеть наяву гигантских доисторических животных, чьи кости были недавно обнаружены в Кентукки, гонит небогатого заводчика мулов, одинокого вдовца Сая Беллмана все дальше от родного городка в Пенсильвании на Запад, за реку Миссисипи, играющую роль рубежа между цивилизацией и дикостью. Его единственным спутником в этой нелепой и опасной одиссее становится странный мальчик-индеец… А между тем его дочь-подросток Бесс, оставленная на попечение суровой тетушки, вдумчиво отслеживает путь отца на картах в городской библиотеке, еще не подозревая, что ей и самой скоро предстоит лицом к лицу столкнуться с опасностью, но иного рода… Британская писательница Кэрис Дэйвис является членом Королевского литературного общества, ее рассказы удостоены богатой коллекции премий и номинаций на премии, а ее дебютный роман «Запад» стал современной классикой англоязычной прозы.


После запятой

Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.


Убийство на Эммонс Авеню

Рассказ о безумии, охватившем одного писателя, который перевоплотился в своего героя, полностью утратив чувство реальности.


Считаные дни

Лив Карин не может найти общий язык с дочерью-подростком Кайей. Молодой доктор Юнас не знает, стоит ли ему оставаться в профессии после смерти пациента. Сын мигранта Иван обдумывает побег из тюрьмы. Девочка Люкке находит своего отца, который вовсе не желает, чтобы его находили. Судьбы жителей городка на западном побережье Норвегии абсолютно случайно и неизбежно переплетаются в истории о том, как ссора из-за какао с булочками может привести к необратимым последствиям, и не успеешь оглянуться, как будет слишком поздно сказать «прости».


Украсть богача

Решили похитить богача? А технику этого дела вы знаете? Исключительно способный, но бедный Рамеш Кумар зарабатывает на жизнь, сдавая за детишек индийской элиты вступительные экзамены в университет. Не самое опасное для жизни занятие, но беда приходит откуда не ждали. Когда Рамеш случайно занимает первое место на Всеиндийских экзаменах, его инфантильный подопечный Руди просыпается знаменитым. И теперь им придется извернуться, чтобы не перейти никому дорогу и сохранить в тайне свой маленький секрет. Даже если для этого придется похитить парочку богачей. «Украсть богача» – это удивительная смесь классической криминальной комедии и романа воспитания в декорациях современного Дели и традициях безумного индийского гротеска. Одна часть Гая Ричи, одна часть Тарантино, одна часть Болливуда, щепотка истории взросления и гарам масала.


Аллегро пастель

В Германии стоит аномально жаркая весна 2018 года. Тане Арнхайм – главной героине новой книги Лейфа Рандта (род. 1983) – через несколько недель исполняется тридцать лет. Ее дебютный роман стал культовым; она смотрит в окно на берлинский парк «Заячья пустошь» и ждет огненных идей для новой книги. Ее друг, успешный веб-дизайнер Жером Даймлер, живет в Майнтале под Франкфуртом в родительском бунгало и старается осознать свою жизнь как духовный путь. Их дистанционные отношения кажутся безупречными. С помощью слов и изображений они поддерживают постоянную связь и по выходным иногда навещают друг друга в своих разных мирах.