На одном дыхании. Хорошие истории - [24]
– Где упадем? – спросила она.
– Ну, тотально романтического одиночества уже не сложилось, – заметил он. – Погоди секунду…
Он сделал пару шагов в мою сторону:
– Привет! У вас есть зажигалка?
Я хотел, чтобы они сели рядом, и сделал вид, что не понимаю по-английски:
– Сорри, ноу спик инглиш!
– Ну вот! – с улыбкой человека, который всегда знает, что делает, повернулся к ней он. – Сядем здесь.
– А может, все-таки за синий? – с оттенком приемлемой капризности спросила она. – Или тебя дети смущают?
– Меня смущает то, что они будут слышать, как ты на их языке обсуждаешь мою неготовность заводить детей.
– Ну почему ты всегда заранее знаешь, что я буду обсуждать?
– Потому что ты всегда об этом говоришь! Он решительно плюхнулся за соседний со мной столик. Впрочем, они тут все соседние. Она села рядом и чуть не упала – ножка стула глубоко провалилась в песок. Он коротко и несколько наигранно рассмеялся.
– Ха-ха-ха! – передразнила она, но тут же улыбнулась сама: – Только не начинай!
Он махнул рукой и стал молча листать меню. Подошел официант и сказал, что напитки принесет, а еду нужно заказывать у лотка со свежепойманной рыбой.
– Закажи мне креветок, – сказал он, закуривая.
– А почему ты решил, что пойду я?
– Потому что я знаю, что хочу креветок, креветки тут везде одинаковые, а ты будешь рыбу, а рыбу надо выбирать, а если выберу я, тебе наверняка не понравится. – Он произнес это не торопясь, но таким тоном, что стало ясно: подобные вызовы жизнь этой паре бросала не раз.
Я почувствовал, каким взглядом она одарила его, но поворачивать голову не стал. Через минуту она вернулась и, садясь, снова чуть не упала. Он снова рассмеялся.
– А почему ты сел именно за этот столик? – воинственно спросила она.
– Они тут все одинаковые.
– Для тебя вообще все всегда одинаковое.
– Что, например?
– Еда, пейзажи, официанты, все.
– Зато ты у меня особенная.
– Ну раз я особенная, зажги свечку, она погасла.
– Она сейчас все время будет гаснуть. Ветер, он всегда после заката дуть начинает.
– А ты все равно зажги.
Он нехотя потянулся к свечке. Секунд через десять свечка снова погасла. Он сделал три театральных хлопка в ладоши и выразительно посмотрел на нее.
Она оглянулась в мою сторону и торжествующе заметила:
– Вон, смотри, у этого парня нормально горит и не гаснет.
– Значит, там просто фитиль лучше, – устало сказал он.
Она усмехнулась:
– Может, пересядем за другой столик, где фитиль лучше?
– Может, вообще к нему пересядем? Или пересядешь? – На этот раз в его голосе прозвучало уже неленивое раздражение.
– Может, и пересяду.
– Ну, тогда и у него быстро погаснет. И стул у тебя тоже провалится.
– Почему ты стал таким злым?
Принесли еду. Несколько минут они ели молча. Потом она наклонилась к нему, обняла за шею и, глядя куда-то в темнеющие облака, сказала:
– А ведь когда ты делал мне предложение на Филиппинах, там тоже у всех гасли свечки, и только у нас горела, и все нам завидовали, помнишь?
– Только не говори, что это было потому, что тогда мы сами горели, о’кей?
– По-моему, нам все-таки надо завести детей…
– Бинго! Я знал! Черт, эти креветки хреново чистятся…
– Ты стал слишком много раздражаться из-за мелочей.
– Я?! Кому столики не те? У кого стул в песок проваливается? Кого свечки не устраивают?!
Он резко поднялся и понес тарелку с креветками на кухню. Когда он вернулся, она стояла по щиколотку в воде. Стемнело быстро, поэтому я видел только силуэт и огонек сигареты. Он сел за столик и стал пить пиво. Через несколько минут она подошла и спросила:
– Почему ты не пришел? Я ждала.
– Потому что я любовался детьми. Ты такими быть хочешь? – И он кивнул в сторону многодетной семьи, которая, светя фонариками, собирала друг друга по пляжу.
Трехлетний мальчик плакал и кричал, что хочет еще мороженое, а девочка постарше тыкала фонариком ему в лицо, которое с такой подсветкой стало похоже на гримасу злобного карлика.
– А лучше быть такими, как мы сейчас? – огрызнулась она. – Отличный получился романтический ужин!
– Лучше быть вон как он! – Он взглядом указал на меня. – Сидит себе один, строчит что-то в телефоне, улыбается меланхолично…
– Ну и иди к нему! Может, он гей? Может, это следующая страница в твоей увлекательной жизни?
Тут я не выдержал. Наверное, я поступил нехорошо. Я встал и сказал им по-английски:
– Я не гей. Моя жена и ребенок улетели несколько дней назад, а я остался еще ненадолго здесь. Потому что мне захотелось немного побыть одному, и потом отсюда я лечу в командировку. И еще потому, что здесь живет моя дочка от предыдущего брака. А вообще я был женат трижды, и в первом браке у меня детей не было. Извините.
Я думал было еще пожелать им не тратить жизнь на всякую херню, а пойти лучше искупаться на сон грядущий голыми под дождем (дождь как раз начал накрапывать). Но потом решил: кто я такой, чтобы советы давать? И просто зашагал в свой гестхаус – там около полуночи вырубали вай-фай, а мне почему-то захотелось написать что-то теплое и бессмысленное жене.
Блондинка
Ее желтые походные ботинки почти зависли над пропастью, пожалуй, их можно было разглядеть в бинокль, стоя километром ниже на берегу речки Колорадо, что течет по дну Большого каньона. Таких утесов здесь немного, обычно под каждым еще несколько скал, и если ты хочешь почувствовать себя бесстрашным героем, то каждый раз, завидев сверху точку для впечатляющего селфи или красивой медитации, рискуешь разочароваться, обнаружив, что сидеть на уступе на самом деле не так уж и страшно. Со стороны асфальтовой тропинки, по которой ходят туристы, это, конечно, незаметно, и ты смотришься невероятно круто, но себя-то не обманешь.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.