На меже меж Голосом и Эхом - [44]
Таким образом, животные, летающие по небу и совмещающие в своей символике божественные и демонические силы, объединяют и высший мир с низшим – поднебесную сферу с хтоническим, подземным (или подводным), т. е. небо и воду.
4. Небесные воды
Небо в литовской традиции, особенно в загадках, нередко представляется морем, например, созвездие Плеяд (Sietýnas) загадывается как Vidury marių virkščių saujelė ‘Посреди моря стержней горсть’ [Būgienė, 66; LF, 161, № 312]. Ср. другую загадку, выражающую подобные представления, с ответом «солнце»: Mėlyna jūra ugnies kamuolys rieda ‘По синему морю огненный шар катится’ [MS, 99]. В связи с образом перевернутого водоема ср. также литовскую загадку о «луне»: Gale lauko aukso lėkštė plauko ‘На краю поля золотая тарелка плавает’ [MS, 75]. Подобным образом море или Даугаву (Двину), по которым Солнце и души умерших плывут в латышских представлениях, Л.Х. Грей описывает как небесный океан или небесную реку [LM II, 136]. Ср. соответствующие русские загадки: с ответом «месяц» – По синему небу тарелка плывет; с ответом «солнце» – Золотая кубышка на воде не тонет; Посередине моря стоит золотая камора [Загадки, 21, 22, № 107, 158, 165]. Наконец, «связь земной воды с водой небесной является основой мифологических представлений древних славян о природе благодатного дождя и причинах засухи. Несомненно, что первоначально именно естественные земные и еще более – подземные воды были объектом ритуальных действий во время засухи, и прежде всего – источники»; таким образом, «удаленные от поверхности земли вверх и вниз водные стихии связаны как сообщающиеся сосуды, и закупорка нижних водных резервуаров ведет, по древним верованиям, к закупорке верхних. Этим объясняется необходимость „отворения, открывания“ заброшенных (закупоренных) источников во время засухи» [Толстой, 93]. В свою очередь, в славянской (русской) традиции «восприятие ирия как места, находящегося одновременно на небе и под землей, видимо, отразилось в понимании Млечного Пути как подземной рек и», поскольку «локализация потустороннего мира одновременно на небе и под землей находит широкие типологические аналогии» [Успенский, 145—146].
Один из самых известных архаичных примеров этого мы находим в Древнем Египте, где, по словам Р.И. Рубинштейна, «существовали представления, согласно которым небо – это водная поверхность, небесный Нил, по которому днем солнце обтекает землю. Под землей тоже есть Нил, по нему солнце, спустившись за горизонт, плывет ночью» [МНМ I, 421, 425; II, 359] [98] . В свою очередь, согласно Н.В. Брагинской, «в библейской космогонии в акте творения первичная вода раздвигается, образуется верх и низ, и океан мировой помещается над сводом небесной тверди, через окна-отверстия в которой небесные воды орошают землю дождем. В вавилонской мифологии небесный океан создает под землей водную бездну преисподней. Звезды и светила либо прикреплены к тверди, либо плавают по небесному океану» [МНМ II, 207].
Из индоевропейских традиций представления о верхних и нижних водах особенно ярко выражены в древнеиндийской. Так, в «Ригведе» (III.22.3) о боге огня говорится: «О Агни, ты движешься к потоку неба, / Ты обращаешься к богам, которые возбуждают вдохновение, / (Ты движешься) к водам, которые находятся / В светлом пространстве по ту сторону солнца и которые внизу» [Ригведа 1989, 309]. Или же в VII.6.7: «Из океана ближнего и дальнего / Агни взял (блага) с неба (и) с земли» [Ригведа 1995, 186]. Также и (I.105.1) «Месяц в глубине в о д: / Прекраснокрылый мчится по н е б у» [Ригведа 1989, 126]. А в гимне, посвященном Варуне, говорится, что «Тайный океан, мощный, / Он словно поднимается на небо» [Ригведа 1995, 360]. В «Ваджасанеи-Самхите» XXIII.48, в частности, говорится: «Брахман – светило, подобное солнцу. Небо – озеро, подобное океану» [Елизаренкова, Топоров, 19; Топоров 1999, 17]. Согласно Ф.Б.Я. Кёйперу, «в ночном аспекте космоса космические воды образуют ночное небо и автоматически оказываются над землей» и, таким образом, «это небо представляет нижний мир в положении вверх дном» [Кёйпер, 158, 159]. Ср. также аналогичную метафору в древнескандинавском кеннинге м о р я: sandhimmin , буквально ‘н е б о песка’ [Елизаренкова, Топоров, 39].
В связи с этим становятся понятными и взаимосвязи звезд и «морской травы», и как конь, щипля морскую траву, может «разбудить солнце из летнего моря» в стихотворениях Сигитаса Гяды.
Также иное звучание приобретает в этом контексте подводный огонь («А морские рыбки / Уселись на дно / И песенки поют, / Разведя огонь»).
5. Подводный огонь
Непосредственное уподобление рыбы и огня, хотя бы по внешнему виду, в литературе известно, например, у литовского писателя Юргиса Савицкиса: Braškėjo, sproginėjo žiežerkos, ore šokinėjo liepsnelės it žuvis iš vandens ‘Трещали искры, в воздухе прыгали языки пламени словно рыба из воды’ [LKŽ XX, 1011]. Такое уподобление мы находим и в фольклоре, например, в русской загадке:
