На меже меж Голосом и Эхом - [43]
Однако ветер-конь может обладать и демонической природой: например, в литовской сказке «Девочка помогает юноше убежать» «старый черт превращается в коня, который легко поднимается в воздух, летит выше облаков» (AT 313, 313B, 313C). Вихрь называется «конем черта» и в латышских поверьях: Viesulis esot velna zirgs. Kur viesulas skrien jeb griežas, tur droši vien pats velns esot tani ‘Вихрь – это конь черта. Где вихрь летит или крутится, там уж точно сам черт в нем’ [Straubergs, 539] [95] . К слову сказать, «чертов конь» (vélnio arklys) в литовском языке является метафорой стрекозы (laumžirgis – букв. ‘конь Лауме’) [LKŽ I, 307]. Однако наряду с этим Perkūno žirgylis (букв. ‘конь Перкунаса’) – ‘кузнечик’ [LKŽ XX, 718], Perkūno arklys (букв. ‘лошадь Перкунаса’) – ‘стрекоза’ [LKŽ IX, 834]. Примечательно, что среди названий стрекозы есть и метафоры быка, ср.: jautelis (букв. ‘бычок’) [LKŽ IV, 322]. Ср. в связи с этим и такие названия насекомых, как Dievo veršis (букв. ‘божий теленок’) ‘жужелица’ [LKŽ XVIII, 871]; jaučiùkas (букв. ‘бычок’) ‘долгоносик (Calandra granaria)’ [LKŽ IV, 295]. [96]
К этому же образу летающего насекомого-животного, несомненно, примыкает и мифологема божьей коровки, описанная в контексте основного мифа (небесной свадьбы) В.Н. Топоровым [см.: Топоров 1981] и в фольклорных реминисценциях, отражающихся в литовской поэзии [см.: Михайлов, Цивьян] (ср. в связи с сюжетом небесной свадьбы процитированную выше дайну о женихах Солнца, приехавших на конях Ветра). Что касается мотива «бурых коровок», летящих по небу у С. Гяды, стоит вспомнить египетский миф, в котором «солнечный бог Ра поднимается из океана на небесной корове…, которая встала из воды (где ее двойником была „великая корова в воде“ Метуэр, известная уже в III тыс. до н. э.) и превратилась в неб о». Также «небесной коров о й, родившей солнце, считалась Хатор, нередко выступающая в функции богини плодородия. В индийской мифологии корова Камадхену, исполняющая любые желания, появилась из о к е а н а при его пахтанье» [МНМ II, 5]. Как мы видим, здесь корова объединяет две стихии – небо и воду, являясь их олицетворением. Коровы, как и кони, отождествлялись со всеми атмосферными явлениями: облаками, громом, светилами. Атмосферные осадки – молоко небесных коров (облаков), которых доит Индра в Ригведе. Подобные представления находим и у славян: «болгарское предание приписывает ведьмам доение л у н ы, которая обращается в к о р о в у; из этого молока они приготовляют чародейное масло; когда ведьмы отнимают у луны все молоко, весь свет (задаивают ее), тогда бывает лунное затмение» [Афанасьев 1996, 192]. Ср. в связи с этим одно из значений лит. mìlžti (букв. ‘доить’) ‘хмуриться, становится пасмурным, покрываться тучами (о небе перед дождем, бурей)’; užmìlžti (букв. ‘задоить’) ‘затуманиться, покрыться тучами’ [LKŽ VIII, 204].
Представления об облаках в образе коровы (быка) отразились и в литовских загадках, ср.: juodas jautis dangų laižo – debesis ‘черный бык небо лижет – облако’ [LT V, 457, № 5439]; ср.: balta karvė langus laižo – aušra ‘белая корова окна лижет – заря’ [LT V, 452, № 5381] [97] . Как и конь, корова олицетворяет смену дня и ночи, ср.: juoda karvė subliovė – visos tvoros sugriuvo, balta karvė subliovė – visos tvoros suskėlė – diena ir naktis ‘черная корова заревела – все заборы упали, белая корова заблеяла – все заборы встали – день и ночь’ [LT V, 452, № 5392]. Месяц появляется в образе пастуха, пасущего небесное стадо (облака или звезды), в малоросской загадке: « ихав чумак, тай став, бо волив потеряв – месяц, закрытый тучами» (ср. также о коне: « приехав гисть, тай став на помисть, роспустив кони по всий оболони » – месяц) [Афанасьев 1996, 159]. Ср. также звезды и облака в образе овец в аналогичных литовских загадках: šimtą avių vienas piemuo gano – mėnuo ir žvaigždės ‘сто овец один пастух пасет – месяц и звезды’ [LT V, 455, № 5422]; mėlynoj pievelėj piemenėlis baltas avis gano – dangus, saulė ir debesys ‘на синем лугу пастушок белых овец пасет – небо, солнце и облака’ [LT V, 449, № 5348].
Как и конь, с громом в загадках отождествляется бык, ср.: senas jautis baubia – debesys ir griaustinis ‘старый бык ревет – тучи и гром’ [LT V, 457, № 5444]; eina jautis baubdamas, dangų ragais rėždamas – griaustinis ir žaibas ‘идет бык ревя, небо рогами режет – гром и молния’ [LT V, 465, № 5526]. Ср. в связи с этим представления славян о вредоносных говядах-тучах: «Говяда-тучи – небесный скот. Такие представления лучше всего сохранились у сербов, но их рудименты обнаруживаются почти во всем славянском мире. В Драгачеве (зап. Сербия) градоносные тучи отгоняли заклинаниями типа О Саво и Невено! Вратите та бела говеда! Овамо им нема паше … ‘О Савва и Невена! Верните этих белых говяд! Здесь им негде пастись…’ При этом чаще всего называли имена недавних утопленников или висельников, которые, по народным поверьям, становились предводителями градоносных туч. Небесным белым стадам противопоставлялись земные черные стада. Например:
