На меже меж Голосом и Эхом - [42]

Таким образом, видимо, не случайно и в поэзии Гяды морской конь, выйдя из воды, прорастает травой, вместе с которой потом оказывается на небе, чему посвящен следующий мотив.

3. Животные, летающие по небу, как птицы

В связи с образом морского коня, щиплющего с неба звезды как морскую траву и пробуждающего спящее в ночном море солнце («Конь, конь, / Разбуди солнышко / Разбуди солнышко / Из летнего моря»), следует указать на мифологическую связь коня и солнца. К известнейшему во многих, если не во всех древних традициях мотиву коней, запряженных в солнечную колесницу, укажем литовскую пастушескую песенку, записанную в начале XX в.:

Atvažiuoja Saulala

Variniais rateliais,

Masinziniais bateliais,

Ugniniais arklaliais

Приезжает Солнышко

На медной колеснице,

С бронзовыми сапожками,

На огненных лошадях

[Balys IV, 254, № 330]

Ср. также упоминание солнечного коня в литовской сказке (AT 530B): Nuėjo tas durnelis, per naktį miegojo, o prieš dieną sugavo saulės arklį ‘Пошел тот дурень, ночью спал, а днем поймал солнечного коня’ [LT III, 379, № 142]; ср. в варианте, в XIX в. записанном Коссажевским: arkliuks kep sau-la, saulasarklioks ‘конь как солнце, солнечный конь’ [Kossarzewski, 124—125].

Кони в колеснице, управляемой Солнцем, упоминаются во многих латышских дайнах [см.: Kursite, 69, 98]. Ср. также дайну, в которой солнце связывается с конем еще более тесно:

No jūreņu iztecēje

Divi sērmi kumeleņi;

Vīnam beja zvaigžņu dečs,

Ūtram Saule mugorā

Из морюшка выбежали

Два сивых коня;

У одного была звездная попона,

У другого Солнце на спине

[BDS, № 33771,4; цит. по: Kursite, 14].

В русской загадке солнце непосредственно уподобляется коню: Сивенький жеребчик в дверь не пролезет – небо и солнце [Загадки, 22, № 157]. В финской традиции «Вейнемейнен выковал себе к о н я, легкого, как с о л о м и н к а, и ездил на нем по степям и по м о р ю, так что копыта воды не касались» [Афанасьев 1996, 152]. Вспомним в этой связи прорастающего, как трава, коня и солому величиной со звезду из приведенных выше стихов Гяды.

Во многих традициях кони являются неотъемлемыми атрибутами солярных божеств и сами олицетворяют смену дня и ночи: ссылаясь на Эдду, А.Н. Афанасьев отмечает, что «и день, и ночь, и летнее и зимнее движение солнца равно изображались в образе к о н я; но с конем летнего с о л н ц а народная фантазия соединила белый цвет, а с конем зимнего с о л н ц а – черный» [Афанасьев 1996, 154]. Солярная символика проявляется в белорусских обрядах с участием коня: в белорусской мифологии конь был атрибутом солнечного бога Ярилы; «солярная символика, связанная с образом коня, хорошо видна и в полесских ритуалах купальского цикла» [Дучыц, Санько, 252].

Образ небесного коня соотносится и с другими светилами, а также со многими атмосферными явлениями (ветром, громом, молниями). Вспомним коня из русских сказок, у которого «во лбу месяц, по бокам звезды» [НРС I, № 124, 138], крылатого коня «о двенадцати крыльях», летящего по поднебесью [НРС I, № 137, 171; II, № 198], обращающегося в птицу, орла [НРС II, 185]. Ср. также знаменитую «сивку-бурку», которая «бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом, следом горящие головешки летят». Вообще тема летучего, крылатого, небесного коня является настолько обширной, что подробно рассматривать ее в рамках данной статьи не представляется возможным. Остановимся лишь на некоторых интересных параллелях из балто-славянской традиции. Представления о небесных явлениях в образе коня отразились в многочисленных литовских загадках: laukas arklys pro vartus žiūri – mėnuo ‘лысый конь в ворота смотрит – месяц’ [LT V, 454, № 5418] (ср.: palšas jautis pro langąžiūri ‘серый бык в окно смотрит – то же’ [Там же, № 5419] и аналогичные малоросские загадки, приводимые А.Н. Афанасьевым: « лысий кинь у ворота загляда – месяц» [Афанасьев 1996, 142] и « лысый вил криз забор дывится » – то же [Там же, 159]); pėtnyčiom, subatomgimė kumeliukas aukso patka-vom ‘в пятницу, в субботу родился жеребенок с золотыми подковами – месяц’ [LT V, 455, № 5420]; turkųžemėj žirgas žvengia, lenkųžemėj kamanos blizga – griaustinis ir žaibas ‘в турецкой земле конь ржет, в польской земле уздечка блестит – гром и молния’ [LT V, 465, № 5523] (ср. малоросскую загадку: « стукотить , гурготить , як сто коней бижить – гром» [Афанасьев 1996, 142]).

Небесный конь в образе ветра (ср. «ветряного коня», встреченного Никем в приведенном выше стихотворении Гяды) также появляется в литовской загадке: Tėvo diržas nesulenkiamas, motinos skrynia neuždaroma, sūnaus žirgas nesulaikomas – ‘kelias, ežeras, vėjas’ ‘Отцов ремень не согнуть, матушкин сундук не закрыть, сыновнего коня не удержать – дорога, озеро, ветер’ [MS, 167, LKŽ XX, 716 и др.]; ср. аналогичную малоросскую загадку: «отцова сундука не поднять (земли), сестрина точива не сорвать (снега), братнина коня не поймать (ветра)» [Афанасьев 1996, 155]. Сам конь превращается в ветер в литовской песне: Tai pavirtau ąžuolėliu, / O žirgelis – šiauriu vėjeliu ‘Вот превратился в дуб, / А конь – в северный ветер’ [LT II, 297, № 327]. В одной латышской дайне на коне Ветра едет сам Бог: