На меже меж Голосом и Эхом - [45]
А.Н. Афанасьев указывает на славянский материал, в котором, «по любопытному варианту в апокрифической Беседе трех святителей, занесенному в Соловецкий сборник: в огненном море или огненной реке живет великорыбие – огнеродный кит или змей Елеафам, на коем земля основана; из уст его исходят громы пламенного огня, яко стрелено дело; из ноздрей его исходит дух, яко ветер бурный, воздымающий огонь геенский. В последние времена он задвижется, восколеблется – и потечет река огненная, и настанет свету преставление» [Афанасьев 1995, II, 86] [99] . В данном случае источником огня является именно рыба или, точнее, сугубо мифическое рыбоподобное чудовище.
Однако с этим можно связать и известный в балто-славянской народной традиции мотив о происхождении огня из воды. В частности, в заговорах нередко огонь находится в самой воде, что перекликается с мифами о происхождении огня из воды: «… И есть зеленой огонь в море, всем огням царь, жжет и палит отпадшую нечистую силу, диаволов, еретиков и всех людей … (заговор на оберег скота)» [Майков, 116]. По свидетельству А. Коссажевского, к записанным им в Литве представлениям о небесном огне вроде зарницы некий «Гирдвойн добавил, что такие огни часто и то только осенью видны и происходят из моря (поднимаются из моря)» [Kossarzewski, 146].
Из индоевропейских традиций образ «огня в воде» ярче всего, видимо, выражен в ведийской, где Агни зарождается в водах (иногда буквально под именем Apā m nápāt ‘отпрыск вод’), в водах находится, в водах скрывается [100] . Существенно указание А.Н. Афанасьева на участие в этом мотиве рыбы и приводимые им некоторые аналогии: «По индийскому преданию, Агни, некогда скрывшийся в воду, был предан рыбою и тогда же изрек на нее проклятие, чтобы она вечно была преследуема ловцами [101] ; а греки рассказывали о Гефесте, что сброшенный с неба – он был принят богинями вод Евриномою и Фетидою, из которых первая представлялась в Аркадии в рыбьем образе» [Афанасьев 1995, II, 81]. И этим аналогии такого рода далеко не исчерпываются. Так, в финно-угорской мифологии Вяйнямёйнен «добыл огонь из чрева огненной рыбы (лосося), изготовив первую сеть для рыбной ловли (в некоторых рунах говорится, что эта рыба поглотила первую искру, которую высек Вяйнямёйнен из своего ногтя или при помощи кремня и трута)» [МНМ I, 259], что в конечном счете тоже отсылает к молнии [см.: ВПИ, 53—54].
Ср. соответствующий мотив «Калевалы» (XLVII.248—250), где о высечении огня речь вообще не идет – он просто падает с небес (его роняет Небесная Дева) в море, и тут – «Вышел синий сиг, погнался, / Ловит огненную искру, / Проглотил он злое пламя» [Калевала, 356]. Потом сига проглотила пеструшка, а пеструшку – щука. Вяйнямёйнен выловил щуку, а Сын Солнца разрезал рыб одну за другой, пока, наконец, не «Вынул огненную искру, / Что упала с высей неба» (XLVIII.219—235) [Калевала, 361—362]. Среди американских индейцев тоже «распространено мнение, что во внутренностях лосося находится огонь» [Топоров 1982, 393; см.: Jobes, 1391]. И у американских индейцев это тоже огонь молнии: «она упала в морскую бездну, где ее проглотил лосось, и из его живота люди доставали тлеющие искры небесного огня» [ЭСС, 543; Biedermann, 496].
6. Поющие рыбы
Обратим внимание на то, что в приведенном выше отрывке из стихотворения Гяды рыбы не только жгут огонь, но и поют песни. В другом стихотворении Гяды рыбы выходят из воды, чтобы послушать песни:
Stebuklai, kuriuos Niekas išvydo jūrų smėly
Sėdi Niekas prie jūros,
O nendrelė siūbuoja.
Ir išeina iš jūros
Dešimt mariųžuvelių —
Paklausyti dainelių,
Paridenti žiedelių,
Susipinti kaselių
Чудеса, которые Никто увидел в морском песке
Сидит Никто у моря,
А тростник колышется.
И выходят из моря
Десять морских рыбок —
Послушать песенки,
Покатать кольца,
Заплести косички
Следует отметить, что в литовской фольклорной традиции также отражается способность рыб к пению. В одном литовском народном сказании [LTR 3500/121/] утверждается, что žuvys išmislino giesmes. Buvo žuvys: pusiau žuvis, pusiau moteris, ir dainavo giesmes, ir žmonės ėmė giedot ‘р ы б ы выдумали п е с н и. Были рыбы: наполовину рыба, наполовину женщина, и п е л и п е с н и, и люди стали петь’ [Būgienė, 52; SV, 24].
С образом поющих рыб смыкается и образ «сирены» – поющей полурыбы-полудевы, хорошо известный в балто-славянской народной традиции. В литовских быличках, например, рыбаки ловили рыбу на Немане и, Užmetę tinklą, ištraukė didelę nei žuvį, nei žmogų. Ji buvo labai graži, turėjo geltonus plaukus ir labai mažas ir trumpas rankas. Vietoj kojų buvo lyg žuvies uodega. […] Kai būdavo gražus oras, ji gražiai dainuodavo. Jos buvo labai gražus balsas, kokio neturi nė vienas žmogus, tik žodžių, ką ji dainuodavo, nebuvo galima suprasti ‘Закинув сеть, вытащили большую ни то рыбу, ни то человека. Она была очень красива, имела желтые волосы и очень маленькие и короткие руки. Вместо ног был вроде рыбий хвост. […] Когда стояла хорошая погода, она красиво п е л а. У нее был очень красивый голос, какого нет ни у одного человека, только слов, что она пела, было не понять’ [LD, 29; SV, 25]. Или:
