На меня направлен сумрак ночи - [63]

– Где вы эти газеты покупаете?

– В киоске напротив дома.

– Но вы читаете не те, что в киосках!

– В Москве можно достать любую газету.

(Вскочив) – Вы лжете!

– Сядьте, сядьте, не давите мне на психику.

– Вы мне не указывайте в моем кабинете: стоять мне или сидеть!

– Прошу не кричать. Я к вам не просился. Не хотите беседовать – могу и уйти.

– Не лгите следствию!

– По-моему, следственный кабинет ЧКГБ не то место, где говорят о нравственности. Шпионите, прослушиваете, вскрываете письма, инспирируете газетные статьи. Ваша забота о нравственности похожа на поучения в публичном…

– Я горжусь своей работой!

– Нечем гордиться.

Поднимает телефонную трубку, говорит. Выходит. Возвращается и принимается печатать протокол.

– Ответы я буду писать собственной рукой.

– Хорошо. Ответы вы сначала напишете на бумаге. Я прочитаю, откорректирую и занесу в протокол.

– Я хочу писать сразу в протокол.

– Мало ли что вы захотите написать в протокол, а я должен спокойно смотреть!

Вопрос: Знаете ли вы Александра Ильича Гинзбурга, если да, то где, когда и при каких обстоятельствах познакомились с ним, в каких отношениях находитесь?

Ответ: Александра Ильича Гинзбурга знаю хорошо. Дружу с ним и его семьей. Когда и при каких обстоятельствах познакомился, не помню. Во всяком случае, это было после моего возвращения из лагеря в апреле 1972 года. Его жену Жолковскую Ирину Сергеевну знал раньше. Александр Гинзбург – один из самых симпатичных мне людей. Никаких конфликтов между нами, насколько я помню, не было.

– Почему вы пишете «насколько я помню»?

– Потому что говорю за себя, а не за Гинзбурга.

– Вот она, ваша дружба!

Вопрос: Что вы знаете о деятельности Фонда помощи заключенным, организованного Гинзбургом на деньги Солженицына?

Ответ: Все дальнейшие показания об Александре Гинзбурге я дам после письменного, занесенного в протокол, разъяснения со стороны следствия, в чем обвиняется Александр Гинзбург, под какую статью УК РСФСР подпадают действия, инкриминируемые ему. Я полагаю, что имею на это право согласно ст. 158 УПК РСФСР.

– Я вам уже разъяснил. Хотите побольше получить информации от следствия, а сами ничего не сказать! Хотите громче других протрубить на Запад? Рветесь в лидеры? Поедете туда, куда Бородин.

– Куда же?

– Ах, у вас нет информации! Пишите: «отказываюсь давать показания»!

– А я не отказываюсь. Хочу получить необходимые разъяснения.

– Нет, вы не хотите давать показания. Вы же не ответили ни на один вопрос.

– Я имею право отвечать и «да», и «нет». Отрицательный ответ – тоже ответ.

– Вы обязаны, понимаете, обязаны давать правдивые показания!

– Я вам ничего не обязан.

– Ну, и наглец вы!

– Прошу не выражаться, а то я – за шапку и в Протвино.

– Да-а, я гарантирую вам встречу с Гинзбургом в другом месте.

– С Гинзбургом – в любом.

Вопрос: Знакомы ли вы с изданными за рубежом или нелегально в нашей стране такими произведениями Солженицына, как «Архипелаг ГУЛАГ», «Бодался теленок с дубом»? Кто, когда давал вам их?

Ответ: На последний вопрос отвечать не желаю.

– Вы русский язык понимаете?..

- Конечно, я же не из Белоруссии.

– …Тогда пишите: «отказываюсь давать показания».

– Не буду. Я имею право формулировать свои ответы. И доносить на себя я не буду.

– Доносить! Слова-то какие. Чтение – не преступление.

– Конечно. Зато распространение рассматривается вами как преступление.

– Значит, отказываетесь.

– Отказываюсь. Вызывайте другого следователя и составляйте протокол об отказе.

– Много вам чести – другого следователя!

Звонит по телефону: «Алло! Мишу Регельсона мне пришлите».

Приходит Регельсон, еврейский юноша. В руках «посевовское» издание Владимира Максимова. Садится на место следователя и начинает читать книгу. Сидим минут 20. Возвращается Гайдельцов. Зачитывает протокол.

– Прочитайте. Распишитесь. Автобусный билет у вас сохранился?

– Я отказываюсь от возмещения платы за проезд, поскольку эти деньги будут взысканы с Гинзбурга.

– Это я вам гарантирую. Тогда пишите расписку.

Пишу. Гайдельцов опять звонит по телефону, опять приглашает в кабинет Регельсона. Тот открывает ту же книгу. Сидим минут 15–20. Возвращается Гайдельцов с протоколом в руках.

– Ладно. Впишите только в ответ: «Хочу знать, в чем обвиняется Гинзбург» слово «конкретно».

Вписываю. Получаю пропуск.

Допрос длился с 12:00 до 15:00 часов. (Записан 28–29.11.1977 г.)

К услугам «тарусских товарищей» я, понятно, обращаться не стал.

В июле 1978 года, когда в Калуге начался судебный процесс над Аликом, я написал заявление в Калужский областной суд с просьбой вызвать меня в качестве свидетеля и получил отказ. Я был ненужный свидетель.

А с Александром Гинзбургом мы встретились вновь уже в 1991 году. Он в качестве корреспондента «Русской мысли» приехал в Москву и, делая обзор провинциальной прессы, уделил страничку редактируемому мной «Совету».

МОЙ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ РУДАВИН

10 декабря 1977 года. Я живу в Протвино и работаю диспетчером «Теплосети» в Серпухове. День выходной, но у меня дежурство с 8 до 17. На улице морозно, слегка метет. Спускаясь по лестнице, вижу в полусвете чью-то мелькнувшую у подъезда тень. Сажусь на конечной остановке в переполненный автобус. Кто-то трогает меня за плечо. Оглядываюсь – мой куратор от КГБ Владимир Владимирович Рудавин.