На меня направлен сумрак ночи - [62]

Я в этот день был на квартире Александра Ильича на ул. Волгина, 13. Читали статью, пытаясь понять, что за ней последует. В полдень звонок в дверь. На пороге появляются взволнованные Юрий Орлов, Валентин Турчин и Петр Григорьевич Григоренко. Не снимая пальто и шапку, Петр Григорьевич сообщил, что, по совершенно достоверным сведениям, Гинзбург и Орлов сегодня-завтра будут арестованы.

После краткого совещания было решено: Гинзбург устраивает пресс-конференцию для иностранных журналистов и впервые подробно рассказывает о деятельности фонда. Так как домашний телефон давно отключен, Григоренко и еще несколько человек пошли звонить корреспондентам из уличных автоматов, Алик сел постричься перед началом пресс-конференции.

В квартиру набилось много народа. К 14:30 подтянулись коры. Александр Гинзбург рассказал о трехлетней деятельности Фонда, о том, то за три года распределено 370 тысяч рублей, помощь оказана 700 семьям…

На следующий день он вышел позвонить из телефона-автомата, рядом с подъездом, и был арестован.

Следствие по делу Фонда велось в Калуге, по формальному месту прописки Гинзбурга в Тарусе. Со всего Союза была собрана большая команда следователей, свидетелей по делу тоже собирали со всех концов страны.

На 28 ноября я получил вызов в Калужское УКГБ в качестве свидетеля «по делу Гинзбурга». В вестибюле Калужского управления меня встретил мужчина спортивного вида лет 36–37 с довольно тонкими чертами лица. Поднимаемся на третий этаж. В кабинете открыта форточка, не накурено. Мужчина быстро вынимает чистый лист и закладывает его в каретку пишущей машинки.

Представляется: старший следователь Могилевского УКГБ ст. лейтенант Владимир Сергеевич Гайдельцов. Я записываю данные в книжку.

– Не трудитесь. Ирина Сергеевна (жена Алика – В.П.) знает мои данные.

– При чем Ирина Сергеевна? Я делаю записи для себя.

– Мы вызвали вас в качестве свидетеля по делу Гинзбурга. Я хочу предупредить вас о ваших правах и обязанностях.

– Я знаю процедуру и соответствующие статьи закона. Давайте без вступлений перейдем к протоколу. Я ограничен временем до 15 часов.

– Почему?!

– Потому что оставил дома беременную жену. Я не сообщил ей, что еду в Калугу, по понятным причинам. Мне надо уехать в Тарусу на автобусе в 16 часов, чтобы вечером быть в Протвино.

– Последний автобус идет в Тарусу в 18 часов.

– В Тарусу, да. А из Тарусы я ни на чем не выберусь.

– Надо было приезжать раньше. У вас в повестке стоит 10 часов. Почему вы не явились к 10?

– А почему вы не потрудились послать за мной правительственную машину?

– Виталий Васильевич, не хамите старшему по возрасту.

– Я выехал на самом раннем автобусе, и хорошо еще, что успел к 12.

– Надо было приехать вчера.

– Я не намерен терять выходной день.

– Вы можете потерять больше. Мы будем держать вас, сколько потребуется: и день, и два.

– В таком случае я откажусь отвечать на вопросы следствия.

– Мы вас вызвали, понимаете?

– Я не просился.

– Хорошо, я переговорю с нашими товарищами из Тарусы. (Разговаривает по телефону.)

– Ну вот, мы договорились. Тарусские товарищи подбросят вас домой.

– И все же давайте как можно короче. Я не собираюсь выслушивать наставления.

– А почему бы не послушать! В ваших же интересах.

– Я уже за свою жизнь достаточно их выслушал. И буду отвечать только на вопросы протокола. Вы мне вопрос – я вам ответ.

– Где это вы вычитали такое правило? В УПК, который у вас в руках, сказано… «после предварительной беседы». Закон для вас – что дышло? Так!

– В чем обвиняется Гинзбург?

– В совершении особо опасного антигосударственного преступления.

– Слишком общо. Я вас спрашиваю конкретно, какая статья ему предъявляется. Как свидетель я имею право это знать.

– Я вам объясняю: особо опасное преступление.

– Меня это не удовлетворяет.

– Может вам дело Гинзбурга принести?

– Охотно бы познакомился.

– Вы знакомы с неизданными произведениями Солженицына?

– Как всякий интеллигентный человек. Но какое это имеет отношение к Гинзбургу?

– Мы располагаем свидетельствами – не агентов, а подтвержденные следствием, что вы знакомились на даче Гинзбурга в Тарусе с книгой «Бодался теленок с дубом».

– Я такими сведениями не располагаю.

– Лжете в глаза следствию!

– Самое печальное в истории декабристов – их правдивые ответы в Следственной комиссии.

– Декабристы не сотрудничали с иностранными разведками! Как вы смеете сравнивать себя с декабристами, а советское следствие – с царским! Кто вы такой!?

– Я историк…

– Это я историк. И образование получил получше вашего. А вы ничего (листает формуляр) не окончили. Можете затмевать незрелые умы, когда вам никто не противостоит. А от серьезной дискуссии увиливаете! Давайте вести себя как честные противники!

– Следственный комитет не место для дискуссий.

– Нет, место. Вы – никто. Мастер теплосети…

– У нас всякий труд в почете.

– Конечно, конечно…

– А вы говорите: мастер – никто.

– Что вы знаете о деле фонда, организованного Гинзбургом?

– Кроме общеизвестной информации, той, что Александр Ильич дал на последней пресс-конференции, ничего.

– Да вы все время крутились у Гинзбурга в Тарусе!

– Не для того, чтобы докладывать вам. Повторяю, я ничего не знаю, кроме информации зарубежного радио и газет.