На медленном огне - [38]

Он усмехнулся, затем обвил руку вокруг нее, чтобы ощутить напряженность ее соска.

— Ты жива, — произнес он, и голос его звучал самодовольно и удовлетворенно.

Она застонала, так необычна была его способность возбуждать ее одним прикосновением.

— Я жива, — согласилась она, едва сдерживая дыхание, стараясь не обращать внимания на те чувства, которые вызывает его язык, погруженный в ее пупок, как будто голодный медведь хочет поскорее съесть весь мед. — Но хорошо ли мне?

Обняв ее бедра, он приподнялся и лениво улыбнулся, глядя ей в глаза.

— Тебе хорошо. На самом деле… — Он опустил голову и прильнул губами к ее соску, подарив ему первый утренний поцелуй. — Тебе хорошо… очень хорошо… — Язык его очертил круг вокруг соска, затем начал легко его касаться. — Тебе очень, очень хорошо.

— А ты очень, очень сильный.

Он поднял голову. В глазах его показалась тревога.

— Тебе больно?

На этот раз улыбка ее была самодовольной.

— Я чувствую себя божественно.

— Извини.

Она встретила его напряженный взгляд и взяла его подбородок в руку.

— Нет, мне не больно. Прошлой ночью… — Она сделала паузу и отвела взгляд, чтобы он не увидел слез, которые взялись ниоткуда и, кажется, готовы были хлынуть потоком. — Прошлая ночь была великолепна. Я никогда не испытывала ничего подобного. Я не знала, что так может быть. — Вновь голос ее сорвался, на этот раз от смущения.

— Как может быть, Джо? Так упоительно?

Опустив глаза, она кивнула.

— Эй, — он тронул ее за подбородок. — А какое я испытал наслаждение!

То, что скрывала ночь, открыла заря. Несмотря на то, что Джо всеми силами пыталась побороть в себе неуверенность, она появилась вместе с приходом дня.

— Жаль, что я не могу быть более… — Она сглотнула, не в состоянии выразить свои чувства словами.

— Более, Джо? Более красивой? Это невозможно. Более отзывчивой? Тоже невозможно.

— Более опытной, — наконец, выговорила она, ненавидя себя за детские нотки вызова, появившиеся в ее голосе.

Он закрыл глаза, глубоко вздохнул, затем так внимательно поглядел на нее, что сердце ее почти остановилось.

— Мне не нужна твоя опытность, Джоанна. Мне нужна ты. А теперь я ненавижу всеми силами души тех сукиных детей, которые были близки с тобой и уходили, оставляя тебя, не зная, что именно они оставляют.

Энергичность его слов поразила их обоих.

Адам отодвинулся от нее. Он взял и подбросил полено в огонь. Он оказался в сетях, в сетях необходимости спасти ее и защитить. У него не было на это прав. Да, он ничуть не лучше любого другого мужчины, которого она знала. Он не чувствовал на себе греха лишь потому, что с самого начала предупредил ее, что останется ненадолго.

Комнатой как будто завладела тишина, которая бросила тень на чистоту ночи, проведенной ими вместе. Адам не смог бы сказать, как долго смотрел на огонь, когда она произнесла:

— У меня был лишь один.

Он обернулся, бросив на нее озадаченный взгляд.

— Один — что?

Джо поняла, что сейчас он находится за миллионы миль отсюда, что он полон мыслей, в которые она никогда не будет посвящена. Возможно, он вспоминает прежние обиды, которые никогда не сумеет простить. Ей было больно, что он так легко отдалился.

В гневе на жизнь, которая так не щедро дает и с таким злобным удовольствием отбирает, Джоанна ответила раздельно:

— Один сукин сын.

Последовавшая реакция была для нее совершенно неожиданной. Его медленная улыбка, преисполненная удовлетворенности, убрала колючки из ее уязвленного самолюбия и наполнила ее новым желанием. Тепло его глаз удалило боль.

— У тебя на самом деле грязный ротик для такой маленькой девочки, ты это знаешь?

Раздразненная его улыбкой и голосом, она откинулась назад в таком же легком настроении, какое она испытала, когда проснулась утром после ночи любви.

— Ты на самом деле так думаешь? — спросила она радостно, как если бы только что он наградил ее комплиментом.

— Да. — Он угрожающе надвинулся на нее. — И если ты что-либо не сделаешь, придется мне заняться твоим воспитанием.

Он наклонился к ней и взял ее лицо в ладони.

— Ты сейчас же собираешься помыть мылом мне рот?

Он усмехнулся:

— Нет, мэм. У меня другие планы на ваш ротик. Я намерен перевоспитать вас и показать, как это делается.

— Адам…

— Замолчи! — сказал он повелительно, прижимаясь к ее губам нежно и мягко. Когда шутка переросла в страсть, он попытался открыть ей рот языком.

— Больно? — спросил он, когда Джо не ответила на его движение.

— По-моему, ты приказал мне держать рот закрытым.

— А… я ошибся.

Она обвила руками его шею и поудобнее устроилась.

— Взрослому человеку нелегко признавать свои ошибки.

— Но женщина должна указывать ему на эти ошибки. Открой ротик, рыженькая. Все, что я хочу от тебя в течение ближайшего часа, — это стоны любви.

— Ванна уже стала холодной, — сказал Адам значительно позже, тем же утром, когда она потягивалась и зевая, лежала на постели, пытаясь сбросить остатки сна. Расслабленность, которая сопровождает любовь, разлилась по ногам и рукам, повергла ее в ленивое состояние, совершенно чуждое натуре девушки. Очарование от предстоящей горячей ванны, однако, разбудило ее.

Она села и улыбнулась, глядя в глаза единственному мужчине, который когда-либо желал ей доброго утра.