«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие - [89]
Здесь словно по Маяковскому:
«Ваня-гэбист» он именного этого случая ждет, когда вы, образно выражаясь, «другую страну откроете», или, на худой конец, с кем-нибудь из иностранцев встретитесь.
Что касается Владимир Владимировича, то он Христофора Колумба с легкой руки своей к евреям с особым смыслом приписал – уж больно тот великим энтузиастом ему казался. На вас чем-то похож, в своей области, конечно. Ну, и еще предприимчивости да верткости ему было не занимать.
А «Ваня-гэбист» – этот типичный португалишка будет. У него и хитромудрие, и расчетливость, и пронырливость, и вездесущесть – все вместе замешаны. А ведь чистейших славянских кровей пролетарий, проверен по всем генетическим линиям, племенной мудак.
Под воздействием холодного скрипучего голоса Севы с его едва заметной иронической интонацией Ситников, казалось, несколько поостыл, успокоился и даже остепенился.
– Согласен с частностями. Однако и вам, Сева, как чухонцу, следует принять во внимание исконные подробности характера русского: игривость его кощунственную и склонность к парадоксальному, вплоть до изуверства. Вы разницу между кощунством и изуверством вполне себе представляете?
– Думаю, что представляю. На днях, кстати, дискуссия была на эту тему. Знакомый наш общий, гений от «стаканной философии», Андрей Игнатьев, разъяснял, что кощунство, как форма самовыражения личности, есть отличительная черта этого самого русского характера, который вас так умиляет. Но у него это несколько иначе звучало: «Склонность к парадоксальному до кощунства».
Все очень заинтересовались, особенно, почему-то, девицы. Одна даже собственный пример парадоксального кощунства привела: «Не боюсь ни пап, ни мам, я тебе в парадном дам?»
И тут Игнатьев, хотя намек и понял, стал занудно какую-то чушь нести. Вроде того, что мысль, представлявшаяся сначала как странность, как парадокс, даже как шутка, все чаще и чаще находя себе подтверждение в жизни, вдруг предстает как самая простая, несомненная истина.
Но девица оказалась вполне в философском деле подкованная, мигом смекнула, что к чему. И смотрю я, а они уже в ноябрьском тумане под ручку себе плывут и очень даже целеустремленно. И вовсе было непохоже, чтобы прямиком да в первое же попавшееся парадное, как изуверы какие-нибудь…
– Вы, Сева, сначала задеть норовите, а потом ехидничаете свысока. Что значит – ума палата! А я ведь, грешным делом, наболтал тут чего сгоряча, хотя и не по злобе. Вы, если бы к еврейскому племени относились, сразу бы это учуяли. Евреи, они народ серьезный и на слова очень обидчивый, хотя и с юмором. А вот игривости лихой в их характере не наблюдается. Оттого русского человека они и любят, любуются им что ли – даже когда ободрать норовят. Но и русский при еврее меру чувствует – порой, хм, чересчур! – неудобно ему как бы совсем уж разойтись.
Ну, а вы какого мнения на сей счет будете, гражданин хороший, Стопоров, кажется, фамилия ваша звучит? – обратился, опять вдруг раздражаясь, Вася к молчаливому незнакомцу.
– Вы, по-видимому, оговорились, фамилия моя звучит несколько иначе, но не в этом суть. Простите, Василий Яковлевич, за некоторую дидактичность, однако, раз уж вы меня спросили, то я, полагаясь на взаимное уважение, должен отвечать по существу. Особенно в таком деликатном вопросе, который, несомненно, является и болезненным и запутанным до крайности.
Тут слишком уж много наложилось разнородных и противоречивых по своей направленности допущений и качеств: и положительно-сближающих, и отрицательно-отталкивающих. Все переплелось – так кровно и так кроваво – в единый тугой узел. И его не разрубить одним махом и не развязать, дернув за одну лишь ниточку, и тем более сгоряча. Это проблема экзистенциальная! И сложность ее, может быть, вовсе и не в наличии этих различий и даже полярных противоположностей, а в том, что за всем этим угадывается некий общий единый корень. Оттого-то тяга и отталкивание, любовь и ненависть, восхищение и зависть, радость и помрачение духа. Все эти и другие такого же рода душевные порывы, отягчающие наше совместное бытие, разными языками и с разных позиций, но по существу одинаково верно могут свидетельствовать об одном и том же. Здесь налицо являет себя не вполне осознаваемая большинством духовная тенденция. Думается мне, что она оформилась еще во времена Хазарского каганата[112], и в экзистенциальном плане основана на том, что оба народа есть народы «конца» и сознание их эсхатологично и апокалиптично. С другой стороны – со стороны христианства, – а мне представляется, что для вас, как и для меня, эта сторона есть всеопределяющая — едва ли имеются серьезные основания считать существующие расхождения поводом для противостояния или же для возвеличивания отчуждения. Хотя горечь разрыва, в известном отношении одностороннего, присутствует как данность, и от этого никуда не уйти.
Вниманию читателя предлагается первое подробное жизнеописание Марка Алданова – самого популярного писателя русского Зарубежья, видного общественно-политического деятеля эмиграции «первой волны». Беллетристика Алданова – вершина русского историософского романа ХХ века, а его жизнь – редкий пример духовного благородства, принципиальности и свободомыслия. Книга написана на основании большого числа документальных источников, в том числе ранее неизвестных архивных материалов. Помимо сведений, касающихся непосредственно биографии Алданова, в ней обсуждаются основные мировоззренческие представления Алданова-мыслителя, приводятся систематизированные сведения о рецепции образа писателя его современниками.
Марк Уральский — автор большого числа научно-публицистических работ и документальной прозы. Его новая книга посвящена истории жизни и литературно-общественной деятельности Ильи Марковича Троцкого (1879, Ромны — 1969, Нью-Йорк) — журналиста-«русскословца», затем эмигранта, активного деятеля ОРТ, чья личность в силу «политической неблагозвучности» фамилии долгое время оставалась в тени забвения. Между тем он является инициатором кампании за присуждение Ивану Бунину Нобелевской премии по литературе, автором многочисленных статей, представляющих сегодня ценнейшее собрание документов по истории Серебряного века и русской эмиграции «первой волны».
Настоящая книга писателя-документалиста Марка Уральского является завершающей в ряду его публикаций, касающихся личных и деловых связей русских писателей-классиков середины XIX – начала XX в. с евреями. На основе большого корпуса документальных и научных материалов дан всесторонний анализ позиции, которую Иван Сергеевич Тургенев занимал в национальном вопросе, получившем особую актуальность в Европе, начиная с первой трети XIX в. и, в частности, в еврейской проблематике. И. С. Тургенев, как никто другой из знаменитых писателей его времени, имел обширные личные контакты с российскими и западноевропейскими эмансипированными евреями из числа литераторов, издателей, музыкантов и художников.
Книга посвящена истории взаимоотношений Ивана Бунина с русско-еврейскими интеллектуалами. Эта тема до настоящего времени оставалась вне поле зрения буниноведов. Между тем круг общения Бунина, как ни у кого другого из русских писателей-эмигрантов, был насыщен евреями – друзьями, близкими знакомыми, помощниками и покровителями. Во время войны Бунин укрывал в своем доме спасавшихся от нацистского террора евреев. Все эти обстоятельства представляются интересными не только сами по себе – как все необычное, выходящее из ряда вон в биографиях выдающихся личностей, но и в широком культурно-историческом контексте русско-еврейских отношений.
Книга посвящена раскрытию затененных страниц жизни Максима Горького, связанных с его деятельностью как декларативного русского филосемита: борьба с антисемитизмом, популяризация еврейского культурного наследия, другие аспекты проеврейской активности писателя, по сей день остающиеся terra incognita научного горьковедения. Приводятся редкие документальные материалы, иллюстрирующие дружеские отношения Горького с Шолом-Алейхемом, Х. Н. Бяликом, Шолом Ашем, В. Жаботинским, П. Рутенбергом и др., — интересные не только для создания полноценной политической биографии великого писателя, но и в широком контексте истории русско-еврейских отношений в ХХ в.
Биография Марка Алданова - одного из самых видных и, несомненно, самого популярного писателя русского эмиграции первой волны - до сих пор не написана. Особенно мало сведений имеется о его доэмигрантском периоде жизни. Даже в серьезной литературоведческой статье «Марк Алданов: оценка и память» Андрея Гершун-Колина, с которым Алданов был лично знаком, о происхождении писателя и его жизни в России сказано буквально несколько слов. Не прояснены детали дореволюционной жизни Марка Алданова и в работах, написанных другими историками литературы, в том числе Андрея Чернышева, открывшего российскому читателю имя Марка Алданова, подготовившего и издавшего в Москве собрания сочинений писателя. Из всего, что сообщается алдановедами, явствует только одно: писатель родился в Российской империи и здесь же прошла его молодость, пора физического и духовного созревания.
Валерий Тарсис — литературный критик, писатель и переводчик. В 1960-м году он переслал английскому издателю рукопись «Сказание о синей мухе», в которой едко критиковалась жизнь в хрущевской России. Этот текст вышел в октябре 1962 года. В августе 1962 года Тарсис был арестован и помещен в московскую психиатрическую больницу имени Кащенко. «Палата № 7» представляет собой отчет о том, что происходило в «лечебнице для душевнобольных».
Его уникальный голос много лет был и остается визитной карточкой музыкального коллектива, которым долгое время руководил Владимир Мулявин, песни в его исполнении давно уже стали хитами, известными во всем мире. Леонид Борткевич (это имя хорошо известно меломанам и любителям музыки) — солист ансамбля «Песняры», а с 2003 года — музыкальный руководитель легендарного белорусского коллектива — в своей книге расскажет о самом сокровенном из личной жизни и творческой деятельности. О дружбе и сотрудничестве с выдающимся музыкантом Владимиром Мулявиным, о любви и отношениях со своей супругой и матерью долгожданного сына, легендой советской гимнастики Ольгой Корбут, об уникальности и самобытности «Песняров» вы узнаете со страниц этой книги из первых уст.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.
Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.
В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.