«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие - [69]
По советским меркам финансовые возможности его были огромными. Действовал он умно и нахраписто. В результате сумел, например, прибрать к рукам практически все оставшиеся на воле, вне музейных запасников, работы Любови Поповой, Ивана Клюна, Ларионова, Александры Экстер и других гениев «великого русского эксперимента».
Вскоре и другие смекнули, что к чему. В среде московских да питерских коллекционеров начался авангардный бум, и старые авангардисты, доживавшие свой век в полном забвении, в одночасье оказались в центре их жадного на добычу внимания.
Костаки – первый в «совке» коллекционер русского авангарда на единоличие не претендовал. Напротив, он всячески пропагандировал авангард в своем кругу, состоявшем, в частности, из весьма уважаемых и состоятельных особ, таких например, как знаменитый кардиолог академик Александр Мясников.
В числе не почивших в Бозе знаменитостей был и Иван Кудряшов. В конце 1960-х его как бы заново открыли. Большинство работ, как меня уверял Немухин, купил Костаки, остатки – по его совету академик Мясников.
Тогда же среди интеллектуалов появился кое-какой интерес к «Маковцу». Когда мне удалось увидеть его неприменных членов: Зефирова, Синезубова, Фонвизина, Шевченко, Чернышева, – я понял, почему о них так горячо витийствовал Вася Ситников. Это все были художники его стиля! Ибо именно они в эпоху торжества Итернационала пытались, в пику своим друзьям-конструктивистам, отстоять мистическую индивидуальность в искусстве, и хоть какое-то да «национальное лицо» – как глубинное проявление этой индивидуальности.
Ведь и в «новой» московской школе – для Немухина, Рабина, Ситникова, Харитонова и даже для Льва Кропивницкго проблема эта была важной, болезненной. Всяк ее по своему решал. Помню как Лев упрямо доказывал мне в каком-то «забутылочном» споре:
– Из этого самого «национального» никогда и нигде в искусстве ничего путного не выходило – одна развлекательность, орнаментализм. Национальное, оно по сути своей всегда то же самое, что и «партийное». Оно всегда к разделению приводит, к размежеванию, а в результате – дрязги да вражда. В искусстве смысл имеет про искусство именно говорить, а «национальное» – оно само по себе налипнет. Ясное дело, если ты не турок и водку пьешь, пусть даже умеренно, то и в глазах у тебя соответственно не «турецкая идея» плещется, а скажем так – «Московская». Значит и живопись твоя того же духа будет.
У конструктивистов же русских амбиции были иного рода, чем у бедолаг из «Маковца». Оттого идеи их художественные на мировой уровень вышли и застолбили там свое, особое место. Хотя я их, по совести сказать, не люблю, особенно нынешних – все эти картинки по линеечке.
Конечно, между французским, немецким и русским конструктивизмом имеются-таки различия, эдакие черточки характерные. При желании можно из этих черточек пресловутый «круг» очертить. Другое дело – пойди разбери: кто есть кто? Певзнер, Габо, Архипенко или же Цадкин, они к русской школе относятся или же к французской? А Эль Лисицкий, он кто больше – ганноверец, голландец или витебчанин? Или вот еще Марк Шагал, он тоже из моих любимцев будет. С национальностью у него все известно, а вот какой он школы: русской, французской или американской? Это нынче повод для грызни – «casus belli», все на себя одеяло тянут: наш, мол, да и только. Белорусы одни по юдофобству своему «партейному» исключение составляют.
Знаешь, в «Белорусской Советской Энциклопедии» Шагал не фигурирует. Ну ничего, время придет и они, козлы безрогие, возопят: «Это наш национальный гений», других-то, кстати говоря, нету.[97]
И Кандинский Василий Васильевич, тоже ему подстать: он тебе и в Мюнхене, и в Москве, и в Берлине, и в Париже… Немцы его сегодня своим «народным художником» готовы признать, да как-то неудобно, все-таки русский, и французы тоже. Такое про весь наш авангард невозвращенческий сказать можно.
– Ну, а те, что вернулись, возвращенцы, про них ты что скажешь?
– Ну, возвращенцы, они, естественно, другое дело, другая судьба, иная форма сознания. Но и тут различать надо: по какой причине назад воротились. Одни со страху – война надвигалась, другие по наивности – наслушались соловьиных побасенок «товарищей» из посольства, третьим внутренний голос посоветовал, да ошибся… Все это довольно хитро заверчено, и давно…
«А посему я и пишу с религиозной верой по совести, что я полезен обществу любому, хотя и в ничтожной степени, аки муравей. И хлеб ел не даром. Не признаю себя ни дармоедом, ни лентяем! Может, я и захочу вернуться, но сейчас не ощущаю желания».
(Из письма В.Я. Ситникова)
– Уж больно любишь ты в зеркало смотреть. А что видишь-то там, кроме себя? – прорезался вдруг из неоткуда ворчливый голос Немухина. – Тебе бы маленько объевреиться не мешало. Ну, чего ты надуваешься, как кот Пуся! У еврея, не в пример тебе, взгляд внимательный, цепкий. Не только на свою особу, а, главным образом, на все чужеродное. Это факт!
А знаешь, существует мнение, будто в моей живописи еврейский дух чувствуется? Мне это никак не обидно, скорее интересно – что бы это могло означать? Да вот поговорить серьезно на эту тему не с кем, а жаль! Тема-то непростая,
Вниманию читателя предлагается первое подробное жизнеописание Марка Алданова – самого популярного писателя русского Зарубежья, видного общественно-политического деятеля эмиграции «первой волны». Беллетристика Алданова – вершина русского историософского романа ХХ века, а его жизнь – редкий пример духовного благородства, принципиальности и свободомыслия. Книга написана на основании большого числа документальных источников, в том числе ранее неизвестных архивных материалов. Помимо сведений, касающихся непосредственно биографии Алданова, в ней обсуждаются основные мировоззренческие представления Алданова-мыслителя, приводятся систематизированные сведения о рецепции образа писателя его современниками.
Марк Уральский — автор большого числа научно-публицистических работ и документальной прозы. Его новая книга посвящена истории жизни и литературно-общественной деятельности Ильи Марковича Троцкого (1879, Ромны — 1969, Нью-Йорк) — журналиста-«русскословца», затем эмигранта, активного деятеля ОРТ, чья личность в силу «политической неблагозвучности» фамилии долгое время оставалась в тени забвения. Между тем он является инициатором кампании за присуждение Ивану Бунину Нобелевской премии по литературе, автором многочисленных статей, представляющих сегодня ценнейшее собрание документов по истории Серебряного века и русской эмиграции «первой волны».
Настоящая книга писателя-документалиста Марка Уральского является завершающей в ряду его публикаций, касающихся личных и деловых связей русских писателей-классиков середины XIX – начала XX в. с евреями. На основе большого корпуса документальных и научных материалов дан всесторонний анализ позиции, которую Иван Сергеевич Тургенев занимал в национальном вопросе, получившем особую актуальность в Европе, начиная с первой трети XIX в. и, в частности, в еврейской проблематике. И. С. Тургенев, как никто другой из знаменитых писателей его времени, имел обширные личные контакты с российскими и западноевропейскими эмансипированными евреями из числа литераторов, издателей, музыкантов и художников.
Книга посвящена истории взаимоотношений Ивана Бунина с русско-еврейскими интеллектуалами. Эта тема до настоящего времени оставалась вне поле зрения буниноведов. Между тем круг общения Бунина, как ни у кого другого из русских писателей-эмигрантов, был насыщен евреями – друзьями, близкими знакомыми, помощниками и покровителями. Во время войны Бунин укрывал в своем доме спасавшихся от нацистского террора евреев. Все эти обстоятельства представляются интересными не только сами по себе – как все необычное, выходящее из ряда вон в биографиях выдающихся личностей, но и в широком культурно-историческом контексте русско-еврейских отношений.
Книга посвящена раскрытию затененных страниц жизни Максима Горького, связанных с его деятельностью как декларативного русского филосемита: борьба с антисемитизмом, популяризация еврейского культурного наследия, другие аспекты проеврейской активности писателя, по сей день остающиеся terra incognita научного горьковедения. Приводятся редкие документальные материалы, иллюстрирующие дружеские отношения Горького с Шолом-Алейхемом, Х. Н. Бяликом, Шолом Ашем, В. Жаботинским, П. Рутенбергом и др., — интересные не только для создания полноценной политической биографии великого писателя, но и в широком контексте истории русско-еврейских отношений в ХХ в.
Биография Марка Алданова - одного из самых видных и, несомненно, самого популярного писателя русского эмиграции первой волны - до сих пор не написана. Особенно мало сведений имеется о его доэмигрантском периоде жизни. Даже в серьезной литературоведческой статье «Марк Алданов: оценка и память» Андрея Гершун-Колина, с которым Алданов был лично знаком, о происхождении писателя и его жизни в России сказано буквально несколько слов. Не прояснены детали дореволюционной жизни Марка Алданова и в работах, написанных другими историками литературы, в том числе Андрея Чернышева, открывшего российскому читателю имя Марка Алданова, подготовившего и издавшего в Москве собрания сочинений писателя. Из всего, что сообщается алдановедами, явствует только одно: писатель родился в Российской империи и здесь же прошла его молодость, пора физического и духовного созревания.
Автобиографический рассказ о трудной судьбе советского солдата, попавшего в немецкий плен и затем в армию Власова.
Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автором и главным действующим лицом новой книги серии «Русские шансонье» является человек, жизнь которого — готовый приключенческий роман. Он, как и положено авантюристу, скрывается сразу за несколькими именами — Рудик Фукс, Рудольф Соловьев, Рувим Рублев, — преследуется коварной властью и с легкостью передвигается по всему миру. Легенда музыкального андеграунда СССР, активный участник подпольного треста звукозаписи «Золотая собака», производившего песни на «ребрах». Он открыл миру имя Аркадия Северного и состоял в личной переписке с Элвисом Пресли, за свою деятельность преследовался КГБ, отбывал тюремный срок за изготовление и распространение пластинок на рентгеновских снимках и наконец под давлением «органов» покинул пределы СССР.
В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.
Книга А. Иванова посвящена жизни человека чье влияние на историю государства трудно переоценить. Созданная им машина, которой общество работает даже сейчас, когда отказывают самые надежные рычаги. Тем более странно, что большинству населения России практически ничего неизвестно о жизни этого великого человека. Книга должна понравиться самому широкому кругу читателей от историка до домохозяйки.