«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие - [27]
Но не стал спорить, тем более в письме, обиделся бы еще. Мамлеев человек милый, интеллигентный. Понятное дело, там, на Западе, маленько крыша в другую сторону поехала от невостребованности, так это сплошь да рядом. В Париже он даже от своего «сексуального мистицизма» отошел и в сентиментализм ударился: верноподданнический стих, аж самому Есенину, сочинил.
Очень трогательно, не правда ли, Василий Яковлевич? Особенно вот это место:
Тут Ситников буквально прослезился, кашлять начал, а затем, чтобы с кашлем справиться стал приседания делать. Присел раз десять, отдышался и говорит:
– Видел я как-то раз Есенина, когда еще мальцом был, но помню смутно. Вроде неказистый такой, морда опухшая… Он у большевиков в большом почете состоял. Жене его тогдашней, Айседоре Дункан, начальство московское целый особняк на теперешней Кропоткинской подарило, чтобы она там с девочками-босоножками занималась. Чем они там занимались, в приличном обществе сказать-то неловко, но начальству, видать, интересно было.
Народ местный рассказывал: Есенин в поэтической горячке бывало выпрыгнет с балкона особняка, головой об асфальт ударится и лежит себе, отдыхает. Потом, когда очухается, идет опохмеляться в «Прагу». Вот от этих ударов и развилась у него болезнь, какая у боксеров бывает – глюки всякие да затмения. Он ведь по годам совсем пацан был. Гормонов в избытке, а умишко-то зеленый. Одним словом – типовой гений. Спутался от тоски со злейшими врагами страны Советов – троцкистами, а затем и вовсе удавился.
А что до Мамлеева, весь его сексуальный мистицизм и есть только одни мелкие жирные пальчики. Вынянчил у американцев паспорт и пошел по свету шастать, тоску по Родине нагуливать. Я вот тоже как прилетел в Вену, вижу, по полю зайчик бежит. Ну, думаю себе, раз зайчики тут живут, то и я проживу. Однако ж ошибся. Меня австрияки ни по Духу, ни в частностях не приняли. Замкнутый народец, озлобленный, на чужого человека волком смотрят. Что евреев по католичеству своему упертому не переносят, ну, это уж как водится. Но они еще и на славян зло держат – за то, что порушили империю их говеную да вдобавок мы, русские, местную бестию, знаменитого господина Шикльгрубера, победоносно одолели… Шуточки-то, шуточки мои не ко двору пришлись! Черта лысого у них приживешься.
– Хороши себе шуточки, Василий Яковлевич! В Австрии народ вежливый, все друг с другом по-немецки говорят, здороваются с улыбочкой и обязательно спрашивают: «Как дела?». И всегда обязательно отвечают: «Спасибо, очень хорошо. А у вас? «– «Спасибо, очень хорошо». Повсюду цветочки да распятия. А про вас-то что рассказывают?
Местный язык учить вы не желали, но всех кого не попадя поучать стремились, как тот старичок, что если не выжил еще из ума, то давно уже выжил из памяти. Австрияку, который вас пожить к себе пригласил – из одного только уважения к русскому гению! – вы весь дом загадили. В ванную комнату вещи свои свалили, дряни всякой с мусорных выбросов нанесли – мол, вроде бы это антиквариат. Это по московским меркам любая старая рухлядь значение свое имела, а они у себя от такого «антиквариата» задыхаются, не успевают выносить.
И как он вас только не уговаривал, господин этот: ну, зачем ванную-то портить, в ней ведь мыться можно! Вещички надо прибрать? – вот вам кладовочка. Желаете баньку? – пожалуйста, вот вам сауна, парьтесь в свое удовольствие.
И с питанием вашим тоже никаких проблем – все, что душе угодно. Шпику хочется? – извольте: соленый, копченый, с мясцом пополам. Картошечки отварной? – нет проблем. Даже борщ для вас варили!
Весь этот вожделенный западный комфорт вам на блюдечке, можно сказать, с голубой каемочкой поднесли. Из любопытства, конечно. Прямо тебе «воплощенная греза» – как в театре имени товарищей Станиславского и Немировича-Данченко – «Синяя птица». Живите, радуйтесь, творите!
А вы? Сало у них, видите ли, тощее! Так зачем, скажите на милость, надо было кошачьи консервы жрать, да еще самые дешевые? Понимаю, аппетит имеете особенный – в предвкушении вечного блаженства приучились гадость всяческую потреблять. Видел же я однажды, как вы хлеб свой насущный обрабатываете, до сих пор тошнит. В кастрюльку пригорелую дряни какой-нибудь намешаете, проварите маленько и лопаете с остервенением, давясь. И еще селедку ржавую в придачу.
От хорошей селедки, видать, изжога была? А ведь наша-то жирная селедка – не чета ихней «матиес-херринг»[36], вещь в себе! Недаром же ее «дед» Кропивницкий в стихах воспевал.
Впрочем, водкой вы не злоупотребляли. Вы – человек трезвого пути, не то что все ваши ученики – в массе своей одна пьянь. Помню, я ваши ехидные рассказики про них. Особенно про вашего любимца Сашу Харитонова.
Мол, де возьмет Харитонов, да и подарит так вот запросто картину знакомому ценителю таланта своего. «Все, – говорит, – друг, порешили, теперь она твоя, повесь на стенку и наслаждайся вместе с семейством».
Вниманию читателя предлагается первое подробное жизнеописание Марка Алданова – самого популярного писателя русского Зарубежья, видного общественно-политического деятеля эмиграции «первой волны». Беллетристика Алданова – вершина русского историософского романа ХХ века, а его жизнь – редкий пример духовного благородства, принципиальности и свободомыслия. Книга написана на основании большого числа документальных источников, в том числе ранее неизвестных архивных материалов. Помимо сведений, касающихся непосредственно биографии Алданова, в ней обсуждаются основные мировоззренческие представления Алданова-мыслителя, приводятся систематизированные сведения о рецепции образа писателя его современниками.
Марк Уральский — автор большого числа научно-публицистических работ и документальной прозы. Его новая книга посвящена истории жизни и литературно-общественной деятельности Ильи Марковича Троцкого (1879, Ромны — 1969, Нью-Йорк) — журналиста-«русскословца», затем эмигранта, активного деятеля ОРТ, чья личность в силу «политической неблагозвучности» фамилии долгое время оставалась в тени забвения. Между тем он является инициатором кампании за присуждение Ивану Бунину Нобелевской премии по литературе, автором многочисленных статей, представляющих сегодня ценнейшее собрание документов по истории Серебряного века и русской эмиграции «первой волны».
Настоящая книга писателя-документалиста Марка Уральского является завершающей в ряду его публикаций, касающихся личных и деловых связей русских писателей-классиков середины XIX – начала XX в. с евреями. На основе большого корпуса документальных и научных материалов дан всесторонний анализ позиции, которую Иван Сергеевич Тургенев занимал в национальном вопросе, получившем особую актуальность в Европе, начиная с первой трети XIX в. и, в частности, в еврейской проблематике. И. С. Тургенев, как никто другой из знаменитых писателей его времени, имел обширные личные контакты с российскими и западноевропейскими эмансипированными евреями из числа литераторов, издателей, музыкантов и художников.
Книга посвящена истории взаимоотношений Ивана Бунина с русско-еврейскими интеллектуалами. Эта тема до настоящего времени оставалась вне поле зрения буниноведов. Между тем круг общения Бунина, как ни у кого другого из русских писателей-эмигрантов, был насыщен евреями – друзьями, близкими знакомыми, помощниками и покровителями. Во время войны Бунин укрывал в своем доме спасавшихся от нацистского террора евреев. Все эти обстоятельства представляются интересными не только сами по себе – как все необычное, выходящее из ряда вон в биографиях выдающихся личностей, но и в широком культурно-историческом контексте русско-еврейских отношений.
Книга посвящена раскрытию затененных страниц жизни Максима Горького, связанных с его деятельностью как декларативного русского филосемита: борьба с антисемитизмом, популяризация еврейского культурного наследия, другие аспекты проеврейской активности писателя, по сей день остающиеся terra incognita научного горьковедения. Приводятся редкие документальные материалы, иллюстрирующие дружеские отношения Горького с Шолом-Алейхемом, Х. Н. Бяликом, Шолом Ашем, В. Жаботинским, П. Рутенбергом и др., — интересные не только для создания полноценной политической биографии великого писателя, но и в широком контексте истории русско-еврейских отношений в ХХ в.
Биография Марка Алданова - одного из самых видных и, несомненно, самого популярного писателя русского эмиграции первой волны - до сих пор не написана. Особенно мало сведений имеется о его доэмигрантском периоде жизни. Даже в серьезной литературоведческой статье «Марк Алданов: оценка и память» Андрея Гершун-Колина, с которым Алданов был лично знаком, о происхождении писателя и его жизни в России сказано буквально несколько слов. Не прояснены детали дореволюционной жизни Марка Алданова и в работах, написанных другими историками литературы, в том числе Андрея Чернышева, открывшего российскому читателю имя Марка Алданова, подготовившего и издавшего в Москве собрания сочинений писателя. Из всего, что сообщается алдановедами, явствует только одно: писатель родился в Российской империи и здесь же прошла его молодость, пора физического и духовного созревания.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.