«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие - [147]
– Плывите! – кричит Ханс-Петер. – Белая, свободная бездна, бесконечность перед вами.
– Кто любил и страдал, и надеялся, и не ведал покоя, тот знает, как греет лунный свет! – сменил тут пластинку Валерий Силаевич, явно расстроенный тем, что одиночество побеждено, и вопрос о человеке отодвинут в сторону.
– Nach ist und schwer zu fassen der Gott. Wo aber Gefahr ist, wächst Das Rettende auch[180]… — бодро отплевываясь, вторил ему Ханс-Петер из воды.
– Верно, – сказал мне Немухин. – Вот он уже и захлебывается. Слышишь, как странно булькает? Словно снова в муках рождения. Выходит, что ему туда дорога, а наши пути еще не определились.
«Потонет, – подумал я, напряженно вслушиваясь в звуки, доносившиеся со стороны озера, – прав Немухин. От ошалелости и обольщения прелестями русской души, непременно потонет. Вот ведь беда!»
Тут бесы, смущенные и побежденные постоянством и терпением, отступили. И святой Франциск в горении духа вышел из-за кустов и представился Анатолием Брусиловским, одетым в белый фрак, с тросточкой, но почему-то еще и с иконой «Утоли моя печали» на груди. Подступил ко мне Брусиловский и давай, вертя тросточкой, вопросики «на засыпку» задавать.
– А чего это, скажи пожалуйста, тут немец делает? Это же запретная русская зона. Нехорошо получается! А знаешь ли ты, что такое неуважение к святыням?
– «Анатолий, кончай фраериться» — отвечаю я ему хриплым тенорком Венечки Ерофеева. И вмиг исчез Брусиловский, словно его и не было.
А вместо него материализовался в Ратовском тумане Лев Кропивницкий с музейной витриною в форме русской печки, на верху которой жена его, Галина Давыдовна, царственно восседает. Молодая такая, на пышных щечках ямочки, и глаза из-под широких стекол очков поблескивают весело, даже задорно…
На печке указатель привинчен «Музей В.А. Тропинина и московских художников его времени», и в руках у Галины Давыдовны медная табличка, на которой выгравировано «Дар Ф.Е. Вишневского. Проверенно, мин нет».
– Иди скорее сюда, – приглашает Кропивницкий, – у меня в печке коньячок припасен, сейчас мы его оприходуем – для прояснения воображения. А что туман, это ж хорошо, перспектива, слава Богу, не нужна. Во всяком измерении и так слишком много печали. Но вот Игнатьева, прошу тебя, не зови, он же «Козерог», потому теснит меня, дабы свет весь, что во мне, взять.
– Иду, Лев Евгеньевич, иду, – отвечаю я ему, – вот только ботинки надену, без них неловко как-то, еще ногу наколешь.
А сам себе думаю: «Дался ему Игнатьев, и чего это он про него вдруг вспомнил?»
И тут смотрю – летит над озером, в тумане, Андрей Андреевич Игнатьев собственной персоной – в сутане, с тонзурой на голове и четками в руках. Это он благовествует он народным массам о чуде явления Фатимской Божьей Матери[181].
Но массы, они же русский народ, к католическим прелестям равнодушны. Не настолько они глупы, как иногда кажется. Понимают, что:
«Если кто-то намеревается нарушить границу сакральное/профанное, значит он собирается установить новую, но в другом месте и к своей выгоде».
Не богословский дискурс их горячо интересует, а невиданное доселе в «совке» массмедийное действо – выставка независимого искусства на открытом воздухе. По этому случаю они прибывает поодиночке, семьями, отрядами, группами, бригадами, ротами… в Измайловский парк.[182]
Если смотреть на них сверху, как я, то бросается в глаза их структурно-видовая неоднородность. Те люди, которые, отрядами, бригадами и ротами пришли – в основном крепкие молчаливые «дяди», залегают по обоим флангам, в маленьких рощицах, как-бы на отдых. Остальные представители «народной массы» бодро устремляются на холмы, где расставлены картины.
Здесь кипение страстей ощущается по высшему градусу. Вокруг да около картин откровенно веселится нахальная сиониствующая молодежь. Сами же художники смотрятся странно: кто почти что бешенным – как Немухин, кто словно в воду опущенным – как Рабин, а кто и вдрызг пьяным – как Тяпушкин. Просматривающаяся с высоты панорама выставки похожа на огромный развороченный муравейник.
Однако, несмотря на неимоверную толчею, озлобленности не ощущается. Напротив, все счастливы как никогда, и святую правду искусства радостно прославляют.
Одного никак не могу я понять: куда это Вася Ситников задевался?
– Где же Ситников, – спрашиваю я у Рабина – что-то картин его не видно?
– Кто ж его знает, – отвечает мне Оскар Рабин, но голосом поэта Игоря Холина, – может, вышел весь.
«Чего это он, – думаю, – несет такое? На нервной почве в помрачнение рассудка, что ли впал?» Пригляделся я к нему внимательней, а это и впрямь Игорь Холин стоит и фотоаппаратом куда-то целится.
– Ничего не пойму, – обращаюсь я уже к Холину, – Ситникова нигде нет, а Рабин говорит, что вышел весь.
– Не вышел еще, а пока только переехал, – отвечает мне Холин бесцветным голосом, – он теперь неподалеку от метро «Семеновская» живет, в девятиэтажке кирпичной, на последнем этаже. Я как раз к нему сейчас направляюсь, слух прошел, что он на выезд в Израиль заявление подал. Могу и тебя прихватить, если желаешь. Тут по прямой ветке совсем близко будет.
Вниманию читателя предлагается первое подробное жизнеописание Марка Алданова – самого популярного писателя русского Зарубежья, видного общественно-политического деятеля эмиграции «первой волны». Беллетристика Алданова – вершина русского историософского романа ХХ века, а его жизнь – редкий пример духовного благородства, принципиальности и свободомыслия. Книга написана на основании большого числа документальных источников, в том числе ранее неизвестных архивных материалов. Помимо сведений, касающихся непосредственно биографии Алданова, в ней обсуждаются основные мировоззренческие представления Алданова-мыслителя, приводятся систематизированные сведения о рецепции образа писателя его современниками.
Марк Уральский — автор большого числа научно-публицистических работ и документальной прозы. Его новая книга посвящена истории жизни и литературно-общественной деятельности Ильи Марковича Троцкого (1879, Ромны — 1969, Нью-Йорк) — журналиста-«русскословца», затем эмигранта, активного деятеля ОРТ, чья личность в силу «политической неблагозвучности» фамилии долгое время оставалась в тени забвения. Между тем он является инициатором кампании за присуждение Ивану Бунину Нобелевской премии по литературе, автором многочисленных статей, представляющих сегодня ценнейшее собрание документов по истории Серебряного века и русской эмиграции «первой волны».
Книга посвящена раскрытию затененных страниц жизни Максима Горького, связанных с его деятельностью как декларативного русского филосемита: борьба с антисемитизмом, популяризация еврейского культурного наследия, другие аспекты проеврейской активности писателя, по сей день остающиеся terra incognita научного горьковедения. Приводятся редкие документальные материалы, иллюстрирующие дружеские отношения Горького с Шолом-Алейхемом, Х. Н. Бяликом, Шолом Ашем, В. Жаботинским, П. Рутенбергом и др., — интересные не только для создания полноценной политической биографии великого писателя, но и в широком контексте истории русско-еврейских отношений в ХХ в.
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
Настоящая книга писателя-документалиста Марка Уральского является завершающей в ряду его публикаций, касающихся личных и деловых связей русских писателей-классиков середины XIX – начала XX в. с евреями. На основе большого корпуса документальных и научных материалов дан всесторонний анализ позиции, которую Иван Сергеевич Тургенев занимал в национальном вопросе, получившем особую актуальность в Европе, начиная с первой трети XIX в. и, в частности, в еврейской проблематике. И. С. Тургенев, как никто другой из знаменитых писателей его времени, имел обширные личные контакты с российскими и западноевропейскими эмансипированными евреями из числа литераторов, издателей, музыкантов и художников.
Книга посвящена истории взаимоотношений Ивана Бунина с русско-еврейскими интеллектуалами. Эта тема до настоящего времени оставалась вне поле зрения буниноведов. Между тем круг общения Бунина, как ни у кого другого из русских писателей-эмигрантов, был насыщен евреями – друзьями, близкими знакомыми, помощниками и покровителями. Во время войны Бунин укрывал в своем доме спасавшихся от нацистского террора евреев. Все эти обстоятельства представляются интересными не только сами по себе – как все необычное, выходящее из ряда вон в биографиях выдающихся личностей, но и в широком культурно-историческом контексте русско-еврейских отношений.
«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).