«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие - [148]
«Помнишь ли ты первое тебе сообщение о моем замысле уехать? Официальное лицо в своем служебном кабинете честно сказало мне, отослав секретаршу, что меня засадят в «Сычевку» – кирпичные бараки на острове среди необозримых болот Белоруссии. Это не входило в мои планы. Всесторонне перерасподумав, днями и ночами я взвешивал все-все в трех измерениях пространства плюс времени… Я не нравился администрации, хоть и платил за квартиру на год вперед. За свет и газ платил тоже вперед, я сам не пил и пьяных вообще не впускал и соседей не беспокоил. Я принимал даже подосланных сыщиков и соглядатаев наравне с иностранцами и учениками. Я был открыт как на ладони. Однако я был как бельмо в глазу для властей и однажды после Сандуновских бань вынул из почтового ящика израильский вызов от «двоюродного брата». Я хохотал до слез. Ведь я никого не просил о заграничном вызове! Но я понял – это намек, чтобы я убирался».
(Из письма В.Я. Ситникова)
Я поехал к Ситникову, да так во сне вышло, что вовсе и не с Холиным, а с двумя его учениками, моими старыми приятелями – Колей Шведовым и Гогой Мелеги. По выходу из метро вытащил Гога «огнетушитель» портвейна. И стали они его со Шведовым пить: по очереди, из горла, давясь и отдуваясь. По всему чувствовалось, что им это противно и даже омерзительно.
Ощущение это замечательное сохранили они и в гостях у Васи, который нам вроде бы даже и обрадовался. Однако же был сам не свой. То все бегал по своим квадратным комнаткам, заставленным чемоданами, тюками и всякой рухлядью, нервничал, бормотал что-то невнятное, то пытался меня, Гогу и Шведова в разговор втянуть… Под конец, когда мы, так толком ничего и не сказав, стали откланиваться, вызвался он нас до лифта провожать.
Уходя, Шведов задержался на несколько минут, внимательно, с удивлением, как будто только сейчас очнулся, огляделся по сторонам. Затем негромко хмыкнув, точно догадавшись о чем-то тайном, неприятном и чудовищно странном, изрек, указуя почему-то пальцем на позолоченного деревянного ангела с обломанными крыльями, смирно лежащего в углу:
– Гумно и точило не будет питать их, и надежда на виноградный сок обманет их.[184]
И тут мы все вышли вон: сначала Гога, потом я, а за мной Вася. Последним оказался Шведов и когда он из квартиры наконец вышел, то за собой аккуратно дверь захлопнул.
Ситников, жизнерадостно улыбаясь и мурлыча себе что-то под нос, вызвал лифт, посмотрел вниз, в шахту, и тут вдруг застыл как вкопанный, словно его молнией огорошило. Напряженно, с каким-то особенным, новым интересом, всматриваясь в лицо Коли, он спросил его тихим голосом:
– Вы, что же это, Шведов, дверь захлопнули? А как же ключи?
– Какие ключи? – добродушно заулыбался хмельной Шведов. – У меня никаких ключей нет, я их вечно теряю. Но вы не волнуйтесь, это не беда, меня Татьяна впустит, для чего она курицей дома-то сидит!
– Срать я хотел на ваши ключи, Шведов, меня мои ключи интересуют! Я вас чего спрашиваю: где мои ключи?! Понятно? Как я без них, по-вашему, домой-то попаду, меня-то кто впустит?!
И Ситников с утробным урчанием, схватившись за голову, начал метаться по площадке.
– Откуда же я знал, Василий Яковлевич, что вы без ключей пошли. Откуда же мне было знать? Вы так бодро впереди нас на выход кинулись, я и не подумал. Это я не из озорства, а исключительно по стечению жизненных обстоятельств…
Но Ситников унылых Колиных оправданий слушать не желал. Махнув рукой, как бы говоря в сердцах: «А шли бы вы все!», кинулся он звонить к соседям. Мы же сели в лифт и благополучно спустились вниз.
Выйдя из подъезда, посмотрели мы наверх, туда, где были окна Васиной квартиры. И о чудо! – на железных перилах одного из балконов, напружинившись и собравшись в один комок, застыла, готовясь к отчаянному прыжку, фигура полуголого бородатого человека, в которой без труда признали мы Ситникова.
– Смертельный номер, – философски заметил Гога Милеги и, немного помолчав, добавил, – похоже, что разобьется.
– Посмотрим, – с осторожным оптимизмом, в глубине души надеясь на самое худшее, возразил ему Коля.
И в эту минуту Ситников прыгнул. Удачно приземлившись на своем балконе, он постоял секунду, затем взялся за перила, перегнулся, словно желая сказать нам что-то еще на прощанье, и смачно плюнул в нас с высоты девятого этажа.
– Обиделся учитель, – разочарованно сказал Шведов, и мы поплелись в сторону метро.
И пока мучительно долго, как это бывает во сне, тащился я по вечерней улице, все мелькало у меня перед глазами перекошенное от отчаяния лицо Васи со всклокоченной бородой и звучал в ушах его безумный вопль: «Ключи! Господи, где мои ключи?!»
Но сквозь эту пелену слышал я еще почему-то и другой, незнакомый вроде бы мне, но до боли родной голос – горячечный требовательный молитвенный шепот Василия Васильевича Розанова: «Не забудь, Господи, и подай. Подай еврею, подай еврею, – он творец, сотворил. Но потом подай и русскому. Господи: он нищ».
Поздравительная почтовая открытка, отправленная Васей Ситниковым Оскару Рабину по случаю наступающего нового 1966 года[185] 1965-XII-31, пятница:
Фспоминаю я Вас даже и без мыслей об нашем общем искусстве. А просто так. И фспоминаю очень часто. И при каждом воспоминании от фсего сердца хочетца Вам удачи в течении дней недель и месяцев, а вот в тыщу дивитьсот шестьдесят шестом молюсь Богу чтобы он удвоил Вам ету норму. И да будет Вам известно, что я пользуюсь на Него влиянием.
Вниманию читателя предлагается первое подробное жизнеописание Марка Алданова – самого популярного писателя русского Зарубежья, видного общественно-политического деятеля эмиграции «первой волны». Беллетристика Алданова – вершина русского историософского романа ХХ века, а его жизнь – редкий пример духовного благородства, принципиальности и свободомыслия. Книга написана на основании большого числа документальных источников, в том числе ранее неизвестных архивных материалов. Помимо сведений, касающихся непосредственно биографии Алданова, в ней обсуждаются основные мировоззренческие представления Алданова-мыслителя, приводятся систематизированные сведения о рецепции образа писателя его современниками.
Марк Уральский — автор большого числа научно-публицистических работ и документальной прозы. Его новая книга посвящена истории жизни и литературно-общественной деятельности Ильи Марковича Троцкого (1879, Ромны — 1969, Нью-Йорк) — журналиста-«русскословца», затем эмигранта, активного деятеля ОРТ, чья личность в силу «политической неблагозвучности» фамилии долгое время оставалась в тени забвения. Между тем он является инициатором кампании за присуждение Ивану Бунину Нобелевской премии по литературе, автором многочисленных статей, представляющих сегодня ценнейшее собрание документов по истории Серебряного века и русской эмиграции «первой волны».
Книга посвящена раскрытию затененных страниц жизни Максима Горького, связанных с его деятельностью как декларативного русского филосемита: борьба с антисемитизмом, популяризация еврейского культурного наследия, другие аспекты проеврейской активности писателя, по сей день остающиеся terra incognita научного горьковедения. Приводятся редкие документальные материалы, иллюстрирующие дружеские отношения Горького с Шолом-Алейхемом, Х. Н. Бяликом, Шолом Ашем, В. Жаботинским, П. Рутенбергом и др., — интересные не только для создания полноценной политической биографии великого писателя, но и в широком контексте истории русско-еврейских отношений в ХХ в.
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
Настоящая книга писателя-документалиста Марка Уральского является завершающей в ряду его публикаций, касающихся личных и деловых связей русских писателей-классиков середины XIX – начала XX в. с евреями. На основе большого корпуса документальных и научных материалов дан всесторонний анализ позиции, которую Иван Сергеевич Тургенев занимал в национальном вопросе, получившем особую актуальность в Европе, начиная с первой трети XIX в. и, в частности, в еврейской проблематике. И. С. Тургенев, как никто другой из знаменитых писателей его времени, имел обширные личные контакты с российскими и западноевропейскими эмансипированными евреями из числа литераторов, издателей, музыкантов и художников.
Книга посвящена истории взаимоотношений Ивана Бунина с русско-еврейскими интеллектуалами. Эта тема до настоящего времени оставалась вне поле зрения буниноведов. Между тем круг общения Бунина, как ни у кого другого из русских писателей-эмигрантов, был насыщен евреями – друзьями, близкими знакомыми, помощниками и покровителями. Во время войны Бунин укрывал в своем доме спасавшихся от нацистского террора евреев. Все эти обстоятельства представляются интересными не только сами по себе – как все необычное, выходящее из ряда вон в биографиях выдающихся личностей, но и в широком культурно-историческом контексте русско-еврейских отношений.
«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).