На легких ветрах - [14]

Он подошел к бригадиру и как бы нехотя сказал:

— Я бы мог поработать…

Захохотали. Бригадный сторож дед Витя с ходу свое место предложил. Совсем развеселились. Потом решили — а почему бы и нет? Но трактор никто не решается дать: угробит машину практикант.

Тут вдруг один (Прыщом его в бригаде зовут) подморгнул Лешке клейким веком — согласился. На прощание целую лекцию прочитал: на какой передаче с горки, на какой под горку… Как лучше солончаки объезжать.

Лешка слушал, терпел.

— И еще, — вздохнул тот под конец застенчиво и даже с грустью. — С тебя причитается… К праздничку.

С хохотом, с песнями увезла машина Настю, и в бригаде стало безлюдно. Но Лешка не огорчился — сегодня настал его звездный час. Сегодня все узнают, на что он способен. Он подошел к сторожу и с сознанием превосходства спросил:

— Дед, а дед? Что такое водяная рубашка?

Тот и рот разинул. Потом поинтересовался, как ее надевают? Она небось расплещется.

— Ха! Ха! Ха! Ну и дед! Систему охлаждения решил на себя напялить, — торжествовал Лешка.

Но и у деда свое превосходство имеется. И со знанием дела орет он в самое Лешкино ухо:

— Слышь-то, капитан, чьи порты-то не убраны валяются? Ну-кась, собери их в кучу, не забывай про свое дело. Они хоть и не водяные, а уплыть могут.

— Иди-ка ты, дед, отдохни сегодня, — посоветовал ему Лешка и счастливый полез в кабину трактора. И вскоре, лихо развернувшись, катил в поле. Дед Витя уже успел справить праздник и прилег отдохнуть у заправки…

Кругом простор, а под руками сила мотора, которая только Лешке и подчиняется, и он один только властен утихомирить ее или дать ей великую размашку. Сначала он следил за работой мотора, будто к сердцу своему прислушивался. Потом привык, успокоился.

Лешка — человек впечатлительный. Случалось, одно слово, оброненное кем-то недели, а то и месяцы назад, вдруг всплывало в памяти и не давало ни спокойно поесть, ни поспать. И вот сейчас в его голове, как на попорченном витке грампластинки, звучало и звучало, повторяясь, четверостишье из стихотворения Сергея Есенина. Сборник стихов с его портретом на обложке он листал месяца два назад в библиотеке училища, подбирая интересное «чтиво». Он мало что запомнил из мимолетного пролистывания.

Теперь же неожиданно высветилось в памяти это четверостишие и не давало покоя своей складностью.

Он находил в нем особый и, казалось, одному ему доступный смысл. Как хотелось иметь под рукой эту книжку, но ее нет, и Лешка, покачиваясь на сиденье, повторял и повторял:

О Русь — малиновое поле

И синь, упавшая в реку, —

Люблю до радости и боли

Твою озерную тоску.

Думалось, что он как никто понимал теперь поэта, только не тоску он ощущал, а радость в этой солнечной степи, такой ласковой и глубокой, где ковыль и небо! И ветер знойный бьет в лицо.

И вот его первое поле. Бескрайнее. И Лешка в нем один.

Два круга «легли» под трактор охотно и быстро. Два, а будет два-а-а-адцать! Две нормы, а может, и больше. А они все учат: на какой передаче с горки, на какой под горку — «педагоги»… Да я каждую шестеренку в коробке передач вот этими руками перебирал!

Вот и высохший солончак. Этот не страшен. Можно рядышком проехать по сухому верху. Вот так… Но что это — гусеницы облепила вязкая грязь. Мотор вошел в нагрузку, резко снизил обороты и захлебнулся.

Лешка успел выжать сцепление, трактор взревел вхолостую, а Лешка почувствовал, как проваливается вместе с трактором в грязь. Он лихорадочно отпустил сцепление и рванул на себя фрикцион, отчаянно пытаясь выскочить из гиблого места. Но трактор задрожал, дернулся гусеницами, и мотор, не осилив грязи, заглох, полыхая жаром.

«Вот дубина! Скорее отцепить прицеп! Бороны вытащу потом», — пришептывал Лешка, воровато зыркая по сторонам.

Но заднюю серьгу уже всосала грязь. Он бросился разгребать ее руками и кое-как выбил молотком шкворень. Потом запустил двигатель и попробовал выехать вхолостую. Гусеницы свободно заскользили на одном месте — трактор повис на брюхе.

Было тихо и ясно, а по непаханому простору бежал худосочный суслик. Лешка от обиды выскочил из кабины и припустил было за сусликом. Потом остановился. Встал столбиком и суслик: лапки свесил, брюшком голодным дергает, будто хохочет.

«Прогонит бригадир-то из бригады. Ох, прогонит… Не дадут проходу в бригаде. Таскать тебе железки до конца практики, не перетаскать. Ох, смехота! Ох, уморил, неумеха!» Он зажал ладонями уши, потом схватил комок земли. Но бросить не успел — суслик прыснул от него и прямо к бригаде…

И вдруг Лешка рассмеялся: «Господи, чего же проще-то? Ой, спасибо суслику — надоумил!»

И побежал Лешка через поле. Напрямик до бригады километра три. В ботинки набивается песок. Ноги утопают в мягкой пахоте — тормозят. Но добежал.

Треск пускача в бригадной тишине мог разбудить мертвого, но не деда Витю. Лешка выбрал крайний от деда трактор и на тихих оборотах укатил прочь.

У солончака зацепил тросом севший в грязь трактор. Трос натянулся, заскрипел. Из выхлопной повалил черный дым. Содрогаясь, трактор двинулся вперед маленькими рывками.

— Ничего, ничего, ничего, — подбадривал Лешка себя и трактор песенкой из кинофильма «Бумбараш». — Сейчас мы его вызволим, а тебя на место доставим.