На легких ветрах - [13]
Дядя Вася говорил и говорил, а Лешка лежал в постели и не слушал его. Вот это Настя!
То его захватывала обжигающая до сухости во рту ревность к Настиному прошлому, то раскаянье перед ней — невиновной и прекрасной. Это бродило уж в Лешке дурное семя, оброненное походя, и только искало места, чтобы прижиться, взойти — подсказать варианты будущей мести. А может, соврал дядя Вася? Для его же пользы и соврал — у Петрухи кулаки железные. А Настино теплое дыхание, залетев под одеяло, надолго замирало там — Алеша-зелененький… И сладко-сладко пахло рябиной.
Дядя Вася все говорил, а до Лешки, умиротворенного собственными увещеваниями, доходили лишь отдельные слова: окружение, Харьков, подбитый танк… Он ведь рассказывает о войне!
Лешка вскинулся на подушке. Встрепенулся и дядя Вася — кажется, заинтересовал малого. Оно и лучше, чем за бабьей юбкой тягаться. И продолжал:
— Ведут меня, значит, двое, тычут в спину автоматами, черти-тайфели. Тут налет нашей авиации — бомбы чиркают под носом. Дорогу впереди — вдребезги! Смотрю, кинулись они в кюветы: один с правой стороны водосточной трубы — голову воткнул в нее, как страус схоронился, другой — с левой. Я камень в руки и ррраз! Одного нет. Схватил автомат и к другому. Тот корячится, плечи в трубу втискивает. Задница упитанная так и лоснится, так и ходит туда-сюда. Ах, ты, думаю, лиходей проклятый, краденый харч не впрок, и стебанул очередью по этому заду…
Ночь продирался лесом, последние силенки на кустах пооставлял, а к рассвету выскочил к своим. Потом опять танк. Ранили, значит, госпиталь. Комиссовали. И замельтешили годы, как в кино. Пить начал. Работал бульдозеристом. Трезвый — все в норме, а выпью — воевать начинаю. Контузия. И все тянет за фрикционы, и все мерещится тот фриц с жирным задом. Вот и крушу бульдозером что попадя. Довоевался. Разнес прорабскую будку в щепы. Точка, говорят, ищи профессию посмирнее. А тут жена — налево стала косить, детей против меня настраивать. Примечаю, глаза от меня отводят. Стыдятся такого отца. Жена совсем чужая, живет своей жизнью, все только деньги ей, деньги. А я вроде затрепанный бумажник, в котором они имеются.
Бродил по городу раз, и такая тоска вдруг навалилась лютая, хоть волком вой. Душно стало, тесно. Требовался простор. Так и оказался на целине.
Степные люди — особенные люди. Не в облике даже дело, не в одежде. Степь — она какая? Широкая, раздольная. Трудно в ней что утаить. Все на виду. Степь — глазастая. Каждого человека подметит с любой стороны. Говорят, человека формирует окружение. А какое тут окружение? Пусто! Степь. Незаметно сам привыкаешь жить не таясь, нараспашку. Степные люди — широкие люди. Только бы вот с пьянкой завязать. Зарекался — не выходит. Крепко эта зараза скрутила — самому не выпростаться.
Дядя Вася выкуривал сигарету «до фабрики», брал другую, подливал заварки в кружку и, теряя нить своего рассказа, задумывался.
— К чему про степных людей толкую? К тому, что вижу насквозь Петруху, понимаю. Он простак, Настюху любит по-своему… Я, конечно, не сторонник встревать в чужие жизни и не встреваю. Но и Настюху понимаю: не от счастливой доли мечется. Видел когда степную птаху, которой главные перья из крыл повыщипывали? Она-то, бедная, не смыслит, в чем дело. Прыгает с утра до ночи, хлопает крылами, а взлететь не может. Думаешь, ей Орлик тот нужен?
— Какой Орлик? — насторожился Лешка.
— Ну шофер с центральной усадьбы, что Петруху подпаивает. Они с Настей вместе росли. Раньше здесь многие жили, потом переехали на центральную усадьбу. Так вот, не нужен ей тот Орлик. Ей хочется большой жизни, чтоб на взлете, чтоб душа замерла. А Петруха чувствует, не по Сеньке шапка, оттого и в бутылку часто заглядывает…
«Ага, вот и раскололся — не нужен, значит, Орлик. И никто ей не нужен, кроме меня», — не без торжества смекнул Лешка, а дядя Вася придвинулся к нему и перешел на доверие. Глаза его в полумраке комнаты озарил предпохмельный блеск.
— Держись от Настюхи подальше. Мой тебе добрый совет. Я жизнь прожил, кое-что кумекаю. Добром это не кончится. Увидишь.
— Ладно вам, дядя Вася, преувеличивать, — Лешка нарочито громко и как можно равнодушнее зевнул, а сердце тревожно екнуло: скорее бы завтра…
Он поймал себя на мысли, что ни разу за это время не вспомнил о Лене. И теперь подумалось о ней как-то вяло, вскользь. Черты лица ее размывались и блекли в памяти. Она затмилась живым и притягательным лицом Насти. И видеть ее завтра было необходимо. Он пытался отогнать такое наваждение, пытался высветить в памяти Лену, перебить былыми впечатлениями сегодняшние. Но тем ярче виделась Настя. С раздумьями о ней ушел он в сон, по-молодому крепкий и покойный.
«Кино! Вот это кино! «Практикант в деле!» Ко-медь! Побольше бы таких. Эй, Лешка, может, вторую серию закажем?» — так примерно спустя этот новый день будет шуметь вся бригада, и ничего не попишешь — было…
А было утро 9 мая. Бригаду облетела весть, что на центральную усадьбу приехали с концертом артисты из области, и все засобирались… Никто не хотел работать — праздник! Не прельстила даже оплата труда в двукратном размере. Как ни упрашивали, как ни совестили механизаторов бригадир с учетчиком, но те, разнаряженные уже, сидели в машине и требовали отправления. Сидела там и Настя в новеньком платье, расфуфыренная — куда тебе. Торопливо принаряжался и Лешка, боясь упустить машину с Настей. А бригадир все призывал к совести, и Лешку вдруг осенило: а что, если…
Конец света будет совсем не таким, каким его изображают голливудские блокбастеры. Особенно если встретить его в Краснопольске, странном городке с причудливой историей, в котором сект почти столько же, сколько жителей. И не исключено, что один из новоявленных мессий — жестокий маньяк, на счету которого уже несколько трупов. Поиск преступника может привести к исчезнувшему из нашего мира богу, а духовные искания — сделать человека жестоким убийцей. В книге Саши Щипина богоискательские традиции русского романа соединились с магическим реализмом.
В книге рассказывается об интересных особенностях монументального декора на фасадах жилых и общественных зданий в Петербурге, Хельсинки и Риге. Автор привлекает широкий культурологический материал, позволяющий глубже окунуться в эпоху модерна. Издание предназначено как для специалистов-искусствоведов, так и для широкого круга читателей.
Фантасмагория. Молодой человек — перед лицом близкой и неизбежной смерти. И безумный мир, где встают мертвые и рассыпаются стеклом небеса…
Сборник сказок, повестей и рассказов — фантастических и не очень. О том, что бывает и не бывает, но может быть. И о том, что не может быть, но бывает.
В книге собраны истории обычных людей, в жизни которых ворвалась война. Каждый из них делает свой выбор: одни уезжают, вторые берут в руки оружие, третьи пытаются выжить под бомбежками. Здесь описываются многие знаковые события — Русская весна, авиаудар по обладминистрации, бои за Луганск. На страницах книги встречаются такие личности, как Алексей Мозговой, Валерий Болотов, сотрудники ВГТРК Игорь Корнелюк и Антон Волошин. Сборник будет интересен всем, кто хочет больше узнать о войне на Донбассе.
Жизнь Гофмана похожа на сказки, которые он писал. В ней также переплетаются реальность и вымысел, земное и небесное… Художник неотделим от творчества, а творчество вторгается в жизнь художника.
Андрей БОГДАНОВ родился в 1956 году в Мурманске. Окончил Московский государственный историко-архивный институт. Работает научным сотрудником в Институте истории СССР АН СССР. Кандидат исторических наук. Специалист по источниковедению и специальным историческим дисциплинам. Автор статей по истории общественной мысли, литературы и политической борьбы в России XVII столетия. «Сказание о Волконских князьях» — первая книга молодого писателя.
Наталья Корнелиевна АБРАМЦЕВА родилась и живет в Москве. Окончила среднюю школу и курсы иностранного языка. Член профкома московских драматургов с 1981 года. Сказки печатались в «Советской культуре», «Вечерней Москве». В издательстве «Детская литература» опубликована книжка сказок для детей.
Валерий Косихин — сибиряк. Судьбы земли, рек, людей, живущих здесь, святы для него. Мужское дело — осенняя путина. Тяжелое, изнуряющее. Но писатель не был бы писателем, если бы за внешними приметами поведения людей не видел их внутренней человеческой сути. Валерий Косихин показывает великую, животворную силу труда, преображающего людей, воскрешающего молодецкую удаль дедов и отцов, и осенние дождливые, пасмурные дни освещаются таким трудом. Повесть «Последний рейс» современна, она показывает, как молодые герои наших дней начинают осознавать ответственность за происходящее в стране. Пожелаем всего самого доброго Валерию Косихину на нелегком пути писателя. Владимир КРУПИН.
Алексей Логунов родился в деревне Черемухово Тульской области, недалеко от Куликова поля. Как и многие его сверстники — подростки послевоенных лет, — вступил в родном колхозе на первую свою трудовую тропинку. После учебы в школе ФЗО по профессии каменщика его рабочая биография началась на городских и сельских стройках. Затем работал в газетах и на телевидении. Именно эти годы явились основой его творческого мужания. В авторском активе Алексея Логунова — стихи, рассказы, а сейчас уже и повести. Но проза взяла верх над его стихами, читаешь ее, и угадывается в ней поэт, Видишь в этой прозе картины родной природы с нетерпеливыми ручьями и реками, с притихшими после прошумевших над тульской землей военных гроз лесами и перелесками, тальниковыми балками и неоглядными, до самого окоема полями… А в центре величавой картины срединной России стоит человек-труженик, человек-хозяин, человек — защитник этой земли. Куликово поле, люди, живущие на нем, — главная тема произведений А. Логунова.