На Крыльях Надежды: Проза - [42]

Вот только брат что-то не шлет весточку… Впрочем, обязательно пошлет, как только приедет из-за рубежа. Он теперь бизнесмен… влиятельный и деловой человек.  Крупнейшие магнаты страны прислушиваются к его мнению – но власть не испортила его. Ему – им – не зря был дан тот урок лишений. Он сделал их добрее и мудрее – сделал, несмотря на преграды. Теперь каждый из них воплощает свою мечту в жизнь – как им когда-то и хотелось…

Кто-то назовет это чудом и с восторгом в глазах прослезится. Кто-то недоверчиво сморщится, пробурчав, что вся эта история его жизни, которую он запечатлел в своей книге, больше похожа на нелепую сказку и несуразные вымыслы. Кто-то поблагодарит его за совет. Кто-то начнет прилагать советы в жизнь. А он бы назвал это – испытанием жизни, испытанием, символизирующим начало новых, маленьких испытаний – испытаний каждый день.

Чудо ли то, что после почти пяти лет скитаний, когда им, наконец, удалось устроиться в какой-то цирк ухаживать за животными, вскоре после того, как уволилась какая-то актриса, внимание заведующих вдруг было внезапно обращено к его сестренке, к ее живой и детской непосредственности, к ее красоте в своей непосредственности? А потом были годы работы. Разные годы…

Его сделали гимнастом – со своей природной ловкостью он отлично справлялся с этой ролью. Его брата научили жонглировать. Сестра стала вести представления. Это было начало их нового пути.

Чудо ли то, что сестра вскоре стала актрисой, и ее обаяние и душевная красота со временем принесли ей мировую известность? Чудо ли то, что его брат, скопив небольшой капитал, открыл свое дело, однажды выросшее в крупнейшую транснациональную компанию? Чудо ли то, что он, в глубине души желая искать ответы на вопросы жизни, учиться и учить делать верные выборы, стал писателем?

Он не назовет это чудом, он назовет это знаком – знаком Пути. Его и их пути, который они должны – обязаны были! – пройти, чтобы стать теми, кем они стали.

Чтобы справляться с новыми испытаниями.

Чтобы не бояться преград.

Чтобы верить прекрасным мечтам.

Чтобы их воплощать – в жизнь.

Чтобы стать – Человеком, человеком с большой буквы.

Чтобы быть им.

21.12.2004

И все болезни пройдут

Я остановился. Я остановился тогда, когда заметил совершенно нарушающую все мыслимые и тем более немыслимые законы человеческой логики картину. Это было не просто странно – это было как-то нелепо чтоли, поразительно… Уже несколько лет я был стабильным посетителем этого учреждения, исправно бывал в нем раз в два-три месяца – я привык видеть желтые стены с шелушащейся и отваливающейся штукатуркой, вечно унылые лица его работников, привык наблюдать очереди пожилых людей с опущенными и грустными лицами, привык смотреть, как некоторые из них не без помощи других своих собратьев вынуждены были выстаивать многочасовые утренние очереди, дабы получить заветный билетик, дающий тебе право узнать свою судьбу – потому что и они, эти люди, старались как можно реже бывать здесь, бывали только по необходимости. Те же, состояние которых еще пока позволяло это, старались не бывать вовсе.

Мне же приходилось бывать здесь не раз – состояние уже не позволяло иного. Стоять в очередях среди других таких же собратьев по несчастью, слушать отчужденно-холодные голоса людей, констатирующих ухудшение течения твоей болезни и всегда что-то старательно и долго вычерчивающих на карточной бумаге, не утруждая себя, впрочем, какими-либо комментариями по этому вопросу. Я привык к этому месту, несмотря на всю его нелепость. Я не мог к нему не привыкнуть.

В некотором роде мне было уже все равно, что скажут врачи – свой приговор я знал уже давно и давно смирился с ним. Мне было интересно иное, мне было до боли интересно то, почему эти люди так старательно избегали смотреть тебе в глаза, когда зачитывали диагноз, не оставляющий тебе шансов на выживание – во всяком случае, не в этой жизни, во всяком случае, не в грядущий за этим десяток лет. Мне было интересно то, почему они – белые, как погребальный саван в этом доме скорби – лишь умножали эту скорбь своими лицами, своими холодными голосами…

Разве мне теперь была нужна ежемесячная констатация отсутствия хоть сколько-нибудь положительных изменений в ходе моей болезни? Разве нужны были теперь эти многочисленные повторные обследования, не нужные никому, даже мне? Нет, не это мне было теперь нужно, совсем не это. Я жаждал слова – доброго слова участия и понимания, я жаждал услышать слова поддержки от них – просто знать, что твою боль способен разделить кто-то другой, всего-навсего знать это. Я хотел увидеть блеск радости – радости жизни – хоть в чьих-то глазах, хоть раз в несколько месяцев… Но, видимо, я хотел слишком многого в этой жизни, и моим надеждам не суждено было сбыться.

Возможно, именно поэтому сейчас я и остановился, пораженный увиденным. Наверное, я бы даже не мог ничего сказать первые несколько десятков секунд, если бы какой-нибудь случайный прохожий вдруг решил поинтересоваться, отчего я стою с открытым ртом и тяжело вбираю в свои легкие зимний холодный воздух. Таких, однако же, не нашлось – впрочем, оно, видимо, и к лучшему.