На крутом перевале - [54]

Я разваливался на части от усталости. Думаю, что у меня была и температура.

— Иди-ка поешь и ложись спать.

— А завтра начнем снова, не так ли?

— Что поделаешь? Положение такое. Разве ты не видишь, какая засуха? Может статься, что завтра-послезавтра ничего не найдешь в магазинах. Откуда возьмут, если все горит?

— Это как раз тот случай, когда пора успокоиться. Оставь что-нибудь и для других.

— Говорил твой отец, что тебя нельзя понять…

— Спокойной ночи, мама!

Для того чтобы удовлетворить мамины аппетиты, потребовалась бы еще по меньшей мере неделя. Поэтому, воспользовавшись небольшой размолвкой, я уже на второй день утром уехал первым автобусом в село.

Я был приставлен к столовой и сразу же получил лопату. Ребята, с которыми мне предстояло работать, выглядели не очень привлекательно — обгоревшие на солнце, с обветренными, потрескавшимися губами, воспаленными глазами, кожа на руках напоминала кору деревьев. Но все работали в таком ритме, что я за ними с трудом поспевал. К вечеру я стер ладони в кровь, до костей. Не ладони, а живое мясо. Фельдшер смазал мне их густой желтой мазью, забинтовал и запретил выходить на работу.

* * *

— Ну как у тебя с твоим прошлым, Вишан? Все так же?

— Да нет.

— Не мучает оно тебя по ночам? Как у тебя с бессонницей?

— Сплю хорошо, товарищ доктор.

— Ну что? Что я говорил? Разве я не был прав? Какие там медикаменты, пусть природа сама поработает! Это не тот случай, когда нужно снотворное. Навязчивые мысли совсем исчезли?

— Не совсем. Видите ли, я начал вспоминать некоторые случаи из моего прошлого, за которые мне не стыдно.

— Хороший признак, хороший признак… Ну а, например, этой ночью?

— Копал колодец на ферме. Была засуха, и надо было раздобыть воду. Руки у меня раздулись, как две колоды, но я не бросил работу.

— Хорошо, хорошо, очень хорошо.

Я выглядел все лучше и лучше. Похоже, период выздоровления заканчивался.

* * *

Рассветы бьют в окна, луч солнца — в кровать. Пора наступила солдату вставать. Первым пройди ты по полю в росе. Армию, службу люблю я, как все.

Солдат Стан Д. Стан. Возможно, самый честолюбивый из нас. В большом и в малом. Никто так, как он, не надраивает пряжку ремня. Снаружи и изнутри. Пряжку на ремне, которая и без того могла бы просуществовать сотни лет. Никто так, как он, не моет кафель коридора и ступеньки лестницы. В этом отношении он настоящий педант. А о различных стойках, поворотах на месте и в движении и многом другом, что не имеет видимой, прямой связи с боевой подготовкой, и говорить не приходится.

— Это — армия, она не предлагает меню на выбор. С того момента как я пришел к убеждению, что мне необходимо стать хорошим солдатом, я стараюсь все делать только на «отлично».

Рядовой Стан Д. Стан может аргументированно объяснить, почему так необходимо быть во всем образцовым солдатом. Поэтому я его и порекомендовал майору:

— Я вряд ли смогу быть для вас интересным, но у меня есть друг, рядовой Стан Д. Стан. Мы в шутку называем его ротным философом.

Майор… Представился просто, без всяких церемоний, как будто мы встретились случайно, где-то, например, в купе вагона, и в гражданской одежде. С седыми волосами, но все же моложе, чем наш капитан. Мундир на нем сидел ладно, как на всех кадровых офицерах, а это, как известно, для солдат имеет большое значение — они все замечают. Складка на кителе, чуть приподнятое плечо, пуговица на рукаве, пришитая всего лишь на миллиметр в сторону, нитка на колене — любой пустяк ставит авторитет офицера под сомнение. Но вот чего недоставало майору, так это командирского тона, который свойствен войсковым, офицерам. Я бы не сказал, что он разговаривал с нами как равный с равными, но ступенька, на которую он над нами поднялся, была не выше ступеньки нашего сержанта, который с нами марширует, с нами поет, с нами ест за одним столом, с нами спит в одной казарме. Поэтому, говоря с майором, чувствуешь неловкость.

На этот раз речь шла об интимной беседе с глазу на глаз, где ты можешь выложить все, что у тебя на душе. Майор приехал с киносъемочной группой. Пожалуйста, становись под ослепительный свет прожекторов и по сигналу «мотор» поведай микрофону свои самые сокровенные мысли, которые услышат в каком-нибудь журнале военных новостей солдаты в столовых, в то время как из кухни будет доноситься звон моющейся посуды.

Рядовой Стан Д. Стан. Появилась и у него возможность перестать быть безымянным, но счастье от него отвернулось. Что ни фраза — то банальность.

— Очень любопытные вещи происходят, — качает головой майор из студии военных фильмов, обращаясь к нашему капитану, но так, чтобы слышали все сидящие вокруг. — Не знаю, почему это происходит, но у наших солдат нет сенсационных воспоминаний. Спроси у любого солдата наших дней, какие самые важные моменты в его солдатской жизни, и он расскажет о принятии присяги, об одном из тактических учений, о переправе, строительстве Трансфэгэрэшана, о том, как очистили от снега станцию, как погасили пожар, как участвовали в уборке кукурузы и картофеля!..

— А я думаю, — говорит наш капитан, — что вы должны только радоваться тому, что живем мы во времена, когда героизм не отождествляется, даже для солдат, лишь с боевыми подвигами.