На крутом переломе - [98]

Шрифт
Интервал

— Баня — это неплохо! — согласился Пальцев. — Но, прежде всего, о деле. Хочу своими глазами увидеть. Такой характер. Как, Александр Тимофеевич, просьба моя?

— И сумневаться нечего. Все в наилучшем виде. Пойдемте, покажу.

— С удовольствием. Не зря говорят, лучше один раз увидеть, чем несколько услышать.

Вскоре они вернулись, и Никаноров, говоривший с матерью о Марине, и о том, почему не приехал Вадим, увидел, как на лице Пальцева появилась и не сходила благостная улыбка.

— Хорош медок! Ничего не скажешь. А душистый — словно все запахи трав с поля собрал. Банку откроешь — отходить не хочется. Шеф доволен будет.

— Мед-медом, а теперь пора в баню. — Никаноров-старший повел всех за собой.

Часа через два, распаренные, посвежевшие сидели за большим столом в самой главной для гостей комнате и ужинали.

— Грибки ешьте. Картошку мать постаралась нажарить. Как-то по-своему. Со сметаной. Очень вкусно. Умелица. Мед со свежими огурцами. Тоже вкусно, — угощал Никаноров-старший. — Вы не стесняйтесь и не бойтесь. Здесь все натуральное. Свое, без нитратов. Мясо, масло, сметана, яйца, картошка. Хотя мы вдвоем живем, и годы уже не те, а коровку держим. Да овец около дюжины. Курочек десятка два.

— Это прекрасно! — Пальцев все больше и больше влюблялся в отца Никанорова, где-то втайне решив про него написать. Наглядный пример. Особенно для молодежи. Да и остальным тоже. — А вслух сказал: — Не понимаю, как жить в деревне и не держать ни одной головы скота и птицы? Ведь в этом вся сила хозяйства, его выживаемость. У меня отец и мать тоже живут в деревне и хозяйство ведут большое. Не я им, а они мне помогают. Мяском, маслом, картошкой. Да государству сдают. Крепко стоят на земле.

— А как же! — согласился Никаноров-старший. — Без живности ты и не крестьянин. Не настоящий. Именно с буренкой и куренками он сильнее. Случись что, не только себя прокормит. Это как дважды два. А вот на тебе — бегут люди из деревни. Как раньше напугали — до сих пор испуг не проходит. Сейчас, по идее, в деревню бежать надо. Главный вопрос жизни здесь решается.

Пальцев впервые беседовал с отцом Никанорова, и он у него сразу вызвал большой интерес: простотой общения, житейской мудростью и хваткой, меткостью суждений. Он не менее велик, чем сын, — подумал Пальцев. — Вот тебе тема для очерка. А мы идем к начальству, спрашиваем, о ком написать. Словно сами человека не можем найти. Обязательно надо написать о нем. Обязательно. Как-нибудь приеду и останусь у них денька на два-три. Так, пожалуй, и сделаю. А вслух поинтересовался:

— Александр Тимофеевич, вы Продовольственную программу имеете в виду?

— Ее самую. А как решать эту программу? С людьми худо стало. Говорим, дескать, больше техники в село надо. А техника без дорог — не техника. Отдача не та. На кобыле и то сподручней. Нагрузи на нее, но полмеры, она по любой дороге попрет бедная. Половину силы на груз, другую — на бездорожье. Наше Нечерноземное. Слыхивал, будто дорог много строить будут? Так аль не так?

— Да, Александр Тимофеевич, много. Столько, сколько еще не строили никогда. Двенадцать тысяч километров, — пояснил Пальцев. — В истории области такого не бывало. Область, как и вся страна, за исключением, пожалуй, Прибалтики, всю жизнь бездорожьем страдает.

— А что в Прибалтике? Лучше разве?

— Там на сто гектаров сельхозугодий приходится пятьдесят шесть километров асфальтированных дорог. А в области этот показатель всего-навсего семь километров. В Прибалтике урожаи, культура производства гораздо выше. Далеко нам до Прибалтики. Кстати, по рекомендациям ученых на сто гектаров надо иметь 52—54 километра дорог. С твердым покрытием.

Никаноров вспомнил, как они приехали в родное село Кленова, и вынуждены были остановиться на его окраине, перед колхозными постройками, где заканчивалась асфальтированная дорога. «Дальше, пояснял председатель колхоза Кленову, не бывавшему на малой родине около десятка лет, проехать, даже на „уазике“, невозможно». — «А я в сапогах пойду, — показал их Кленов. — Новые. Недавно специально для поездки по селам купил». — «И в сапогах не пройдете. Поедем задами. Может, удастся», — пояснил глава колхоза.

Когда проезжали главную улицу села, внимание всех привлекли огромные колеи взбитого, как сметана, чернозема. В этих колеях, наверное, мог убраться человек среднего роста. А по краям — застывшая жижа: буграми, полянами, комьями. Если встанешь в эту обильно политую природой и взбитую, перемешанную техникой жижу, — ноги не вытащишь. Поэтому люди задами, огородами пробирались к своим домам, к огню, к нерадостной сельской жизни.

Задами ехать, хотя колеи там несколько меньше, чем на главной улице, было все-таки не безопасно. Раскисший, разжиженный чернозем, от ливших неделями дождей, стал скользким, как сало. Он и поблескивал, как сало. В одном месте, за проулком, ведущим в село, колеи на дороге почти не было, и шофер, опытный, исколесивший весь район, немного прибавил, хотя видел, что впереди нужно было совсем немного повернуть влево, — и тут же машину боком пронесло по черному салу, потом она ударилась об укатанный выступ, объехать который хотел водитель, — и перевернулась.


Еще от автора Валентин Алексеевич Крючков
Когда в пути не один

В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.


Рекомендуем почитать
Не спи под инжировым деревом

Нить, соединяющая прошлое и будущее, жизнь и смерть, настоящее и вымышленное истончилась. Неожиданно стали выдавать свое присутствие призраки, до этого прятавшиеся по углам, обретали лица сущности, позволил увидеть себя крысиный король. Доступно ли подобное живым? Наш герой задумался об этом слишком поздно. Тьма призвала его к себе, и он не смел отказать ей. Мрачная и затягивающая история Ширин Шафиевой, лауреата «Русской премии», автора романа «Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу».Говорят, что того, кто уснет под инжиром, утащат черти.


Река Лажа

Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).


Мальчики

Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.


Малахитовая исповедь

Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.


Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 2

Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».