На крутом переломе - [85]

На другой день, получив телеграмму о гибели внука, дед слег и несколько дней не подымался, не ел и не пил. И лишь ругал всех и вся за то, что ввязались в эту авантюру.

Прошло немало времени, и Никаноров, давший себе слово в первый момент, когда узнал о гибели сына, больше не встречаться с Ольгой, не сдержал его. Встречи с Ольгой происходили не в легкие, а в тяжелые моменты его жизни, и являлись для него единственным утешением и спасением от бед и напастей, которых было немало. Встречи с Ольгой стали для него такой же необходимостью, как и работа.

Глава XX

В пятницу, к концу рабочего дня, Никанорову позвонил сын, сказав, что уезжает с ребятами порыбачить на известный в области остров, что неподалеку от Макарьева монастыря.

— Поедем на катере, — делился подробностями Вадим. — Вернусь через неделю, в воскресенье. К вечеру. А может, и в понедельник.

«Странно ведет себя Вадим. Опять в крайность ударился. Отпустил бороду, как у Фиделя Кастро. Народниками увлекся. Домой возвращается поздно».

Сделав сыну несколько замечаний, чтоб поосторожней был на воде, Никаноров невольно подумал: надо, пожалуй, позвонить Ольге. Давно не встречались. Она знала, что на заводе проверка по качеству. Не обижается. А может, сердится? Ведь сколько не звонил. Каково ей? Все-таки молодая. Странно: когда последний раз встретились, Никаноров вдруг почувствовал, что, видимо, в нем что-то поугасло к ней. И даже подумалось, что может это было их последнее свидание. Ему надоели ее слезы при расставании. И не только слезы: требования куда-нибудь подальше уехать.

— Тебе со мной хорошо? — спрашивала Ольга.

— Хорошо.

— В чем же дело? Тогда давай бросим все и махнем хоть на север, хоть на юг. Лишь бы вместе. Дальше я не могу так. Надоело! Вечно от всех прятаться. Скрываться! Обманывать. Неужели я не могу быть счастливой? Неужели не могу ходить по улицам, в кино, в театры, не оглядываясь? Сколько может продолжаться эта подпольная жизнь? Поцелуи украдкой!

Никаноров молчал. Он понимал: Ольга права. Времени прошло немало, как они знакомы. Пора бы и в самом деле принимать какое-то решение. А оно не принимается. Не может же Ольга заменить Вадиму мать? Наверное, так ставить вопрос нельзя. Дело не в матери. Как они воспримут друг друга? Что скажет Вадим, если я решусь жениться на Ольге? Можно ли мне это делать, если поиски Марины еще не окончены. А может, эти поиски — лишь отсрочка? Никому не нужная. Он уже настолько привык к Ольге, что ему казалось — они знают друг друга много лет. Так и не приняв никакого решения, он одевался и собирался уходить. Ольга же, уткнувшись в подушку, не стесняясь плакала и не шла закрывать дверь — продолжала нагой лежать в кровати.

В дверях, вконец расстроенный и мысленно ругая себя за то, что приехал, Никаноров говорил:

— До свидания, Оля! Закрой дверь, Оля, закрой!

Она молчала.

— А если кто зайдет? — не то спрашивал, не то разъяснял он.

— Ну и пусть! Тебе-то не все ли равно.

Никаноров возвращался, целовал и успокаивал ее. Ему было тяжело в такие моменты. И иногда в самом деле вспыхивало желание: плюнуть на все и махнуть куда-нибудь к черту на кулички. Стоя на коленях и положив голову на грудь Ольги, Никаноров испытывал большое желание остаться. И не мог. Что подумает Вадим? Потом Ольга успокаивалась. Тихо обнимала его, касалась щеки, и без слез говорила:

— Извини, меня. Не обижайся. Ты ведь понимаешь. Что-то нашло. И уходи… Быстрее! Все!

После этой фразы она уже никогда не говорила ни слова. И Никаноров, зная ее состояние и что будет потом, молча уходил, и она тоже молча закрывала дверь, глядя куда-то вниз, или в сторону, на вешалку. Именно такой была концовка их последней встречи. Давно это было. И то раздражение, которое у Никанорова было и на нее и на себя, теперь уже прошло. И ему захотелось увидеть Ольгу, поесть ее чебуреков. Как только напишу отчет, позвоню ей. Никаноров снова с подъемом занялся своими делами. Он готовился к выступлению на заседании бюро райкома, где должен был докладывать о состоянии работы на заводе по качеству. Едва он успел закончить черновой набросок, зазвонил личный телефон, номер которого он давал не всем, а только самым близким и членам семьи. Интересно, кто?

— Здравствуйте, Тимофей Александрович! Вы совсем про меня забыли. Я права или нет? Долго не молчите. Отвечайте сразу.

Звонила Ольга. Сказав последнюю фразу, замолчала, ожидая ответа: они условились о такой форме разговора, когда кому-то из них хотелось знать правду, как в тесте, тут же, не допуская никакой паузы, отвечать сразу.

— Нет, не забыл. Даже думал позвонить тебе, как только допишу отчет. Минут через тридцать пять я бы набрал твой номер. — Никаноров был искренним. Со времени последней встречи прошло, наверное, около месяца. И чувства обиды, раздражения на Ольгу у него уже не было. Хотя где-то в глубине души мысль услышать еще не раз приглашение куда-нибудь уехать теплилась. А что поделаешь? Правда на ее стороне. Вслух он сказал: — Я рад твоему звонку. Рад услышать твой голос. Это честно.

— Тогда есть предложение. — Ольга заговорила радостно. — Съездить на два дня в дом отдыха. У нас путевки продавали. Я и купила. Две. Как вы на это?