На крутом переломе - [87]

Шрифт
Интервал

Заложив в сумку необходимую провизию, бутылку коньяка и шампанского, несколько технических журналов и роман-газету, Никаноров вначале позвонил на завод, сказав, где его искать в случае экстренной необходимости, а потом набрал номер телефона Ольги.

— Вы готовы?

— Да-а! — протянула она не торопясь, игриво. Так она говорила всегда, когда была в хорошем настроении.

— Я выезжаю. Буду ждать тебя на соседней улице.

Первый день прошел без каких-либо неожиданностей. Их устроили в прекрасный двухместный номер. И они, пообедав, сразу стали жить по распорядку, установленному для отдыхающих. И все свободное время планировали, исходя из этого. Им нравилось прогуливаться по липовым аллеям. В ужин послушали сообщение администрации о том, что вечером отдыхающих ожидают танцы.

— А мы потанцуем в комнате, — сказала Ольга. — Когда-то я думала, что буду ходить на танцы бесконечно. Теперь поняла, как глубоко заблуждалась. Нельзя всю жизнь только танцевать. Можно и лето красное пропрыгать. Да и возраст сказывается. К тому же и песни, и танцы нынче совсем другие. Мелодия ушла куда-то в небытие. На первом плане грохот, шум. Ритм, бешеный ритм! Таково дыхание нашей эпохи. Это не всем по силам.

— Может, тебе на танцы хочется? — поинтересовался Никаноров. И про себя подумал: пока бы она ходила, я посмотрел бы новые журналы. Вслух сказал: — Можешь сходить. Если и не танцевать, то посмотреть.

— У меня другое желание.

— Какое?

— Пройтись еще раз по липовой аллее. До чего же хороша! Не правда ли?

— Хороша. — Никанорову аллея нравилась тоже, но, когда, изучая территорию и окрестности дома отдыха, они прошли по ней несколько раз взад-вперед, он вдруг ощутил потребность заняться чем-то серьезным. Выступление переписал еще раз рано утром. Чем же теперь заняться? Пожалуй, просмотрю журналы. Ладно сообразил взять их. Отдыхать мы совсем не умеем. А когда отдыхать? Все дни на заводе. Лишь бы никаких ЧП не было. А Ольге, может, и в самом деле, сбегать на танцы? Нет, и ей там нечего делать. Она права: мы безнадежно устарели. Отстали от моды. Сейчас не до танцев. Да и по аллее идти еще раз, хотя она и красивая, тоже не хочется. Но Ольга тихо сжала ему руку, и отказать ей у него не оказалось смелости.

Через несколько минут Никаноров в душе нещадно ругал себя за то, что согласился: лицом к лицу они встретились с Пальцевым.

— О, Тимофей Александрович! Какими судьбами? Вот не думал, не гадал, что вас здесь увижу. Да не одного! — Пальцев мельком взглянул на спутницу директора, про себя думая: «А у директора губа не дура. Вон какую птичку прихватил!» Вслух негромко сказал: — Я рад, что мы встретились. Поскольку, недавно вернулся из-за границы, приглашаю вас к себе. Конечно, если вы не возражаете. Могу кое-что рассказать. А главное — отведу душу. Может, развеюсь немного. Настроение у меня — хоть волком вой. Между прочим, поздравляю вас, Тимофей Александрович, с выдвижением в кандидаты. Народный депутат республики — это очень не плохо. Если все получится.

— Спасибо, Виктор Александрович.

— Спасибом не отделаетесь. Интервью, так другому корреспонденту. Читал. Читал. И даже немножко обиделся.

— Но ведь вы за границей были?

— Вот именно.

— Так что не обижайтесь. А что, у вас неприятности по работе? С чего это вдруг захотелось по-волчьи завыть? — Никаноров посмотрел на Пальцева и заметил, что он слегка под хмельком.

— Есть причины… Хотите знать, какие?

— Хотим.

— Тогда идемте ко мне.

Пальцев жил в отдельном одноместном номере. Все здесь соответствовало его большому положению: просторная комната для гостей, телевизор, кухня с холодильником, ванная, туалет, телефон.

— Посидите немного. Я мигом, соображу что-нибудь. — Он включил телевизор и скрылся на кухне.

— Ничего устроился! Кто такой? — Ольга не скрывала своего удивления. — Почему не познакомил?

— Это и есть тот самый Пальцев, о котором я тебе рассказывал.

— А-а, понятно. Вижу, вы с ним совсем на короткой ноге? Друзья?

— Да, как-то получилось, что мы подружились. — Никаноров вспомнил, как в последний раз с Пальцевым вместе они были в бане. Парились. Потом пили чешское пиво, и Пальцев чуть ли не с восторгом рассказывал о своем материале, получившем широкую известность. В нем речь шла об использовании служебного положения, которое допустили три солидных руководителя. «Лучший в номере!» — уточнял Пальцев. «Что же теперь-то у него стряслось?» — подумал Никаноров. И почему-то, взглянув на Ольгу, сказал: — Шило в мешке трудно утаить.

С подносом в руке появился хозяин.

— Помогите, пожалуйста, расставить, — обратился он к Ольге. — Не знаю, как вас звать. Тимофей Александрович не то случайно, не то умышленно не познакомил. Скрывает.

— Ольга! — Ольга сама назвала имя. И принялась устанавливать закуску на стол.

Когда все было готово, Пальцев налил в рюмки коньяку, поднялся и сказал:

— По праву хозяина скажу первым. Не обижайтесь. Бывает, что в жизни человека наступают тяжелые времена. Глаза бы ни на что не глядели. Особенно, когда человек один. И вдруг идет этот человек по дороге. Идет грустный, разбитый и встречает друга. Такого, с которым знает, можно отвести душу, можно быть откровенным. Какое счастье иметь такого! За встречу с другом!


Еще от автора Валентин Алексеевич Крючков
Когда в пути не один

В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.


Рекомендуем почитать
Дороги любви

Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.


Малахитовая исповедь

Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.


Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 2

Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.


Князь Тавиани

Этот рассказ можно считать эпилогом романа «Эвакуатор», законченного ровно десять лет назад. По его героям автор продолжает ностальгировать и ничего не может с этим поделать.


ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».