На крутом переломе - [65]

Ильич поднялся после тоста Никанорова. Он по-прежнему был грустен, задумчив, каким его не привыкли видеть. Высказав необходимые по этикету слова, он тут же повернул на то, что у него наболело.

— Я любил тебя, Боря, как сына любил. Душу вкладывал. Хотел сделать из тебя большого чемпиона. Да, Вадим, не смейся, и олимпийского. Была такая мыслишка. Серьезная мыслишка. И сделал бы! Ты способен им стать. Эх, Боря, Боря! Погорячился ты. Погорячился. Обождать бы надо. Перетерпеть. Время и не такое лечит. Оно — давно известно — лучшее лекарство. И еще какую бы свадьбу тебе справили. После чемпионата. Жену какую бы тебе отыскали. Да ты и сам бы нашел. Помнишь Лизу?

— Лучше не будем об этом! — нахмурился Борис. Потом посмотрел на часы и сказал: — Пора! Спасибо вам, Виктор Ильич, тебе, папа, за все хорошее, что вы сделали для меня. А теперь — пора!

Это были последние слова, которые Борис произнес дома.

Глава XVI

Кудрин любил водить машину и мог часами сидеть за рулем, слушать, если был собеседник, говорить сам и вести ее, не чувствуя усталости. Поэтому он охотно согласился, когда Северков предложил тряхнуть стариной — попариться в бане лесника, и ехал, с болью вспоминая последние, нерадостные дни в своей служебной карьере, которой, казалось, наступил конец. Точку поставил Никаноров. После обнародования приказа о своем снятии с должности начальника цеха Кудрин много думал о том, как отомстить Никанорову за его несправедливое, как он считал, решение. Но что я могу сделать, если давление даже Каранатова оказалось безуспешным. Что могу? Неужели-таки ничего? Надо, пожалуй, написать в горком партии. О чем? Что крамольного, аморального есть в поведении Никанорова? Что? Что? А ничего! Да, ничего. Хотя, если верить Олегу Фанфаронову, один фактик имеется: Марина, жена Никанорова, которую редко кто когда-либо видел, бросила его и уехала куда-то в неизвестном направлении. Уже хорошо. Спрашивается, а почему уехала? Вопрос не риторический. История не простит, если мы не используем этот реальный факт жизни. Напишем, что она вовсе не уезжала, сама, добровольно, — ее выгнал муж, Тимофей Никаноров. Аспид и змей, он довел ее до крайности, и бедная больная женщина вынуждена была оставить, бросить его, ибо терпению ее наступил предел. Это уже кое-что. Даже очень неплохо. И за это, особенно теперь, по головке не погладят. Собьют спесь. А то уж больно сильно директор Никаноров размахался саблей: и направо, и налево, срубая головы и якобы наводя порядок. Итак, Марину выгнали. Ненужной оказалась, когда вновь заболела. Ведь это уже не кое-что! — радовался Кудрин. — А дальше? По идее кто-то должен заменить ему Марину. Ведь живой, здоровый человек, которому ничто земное не чуждо. И тут появляется черноглазая брюнетка из планового отдела. Как же ее фамилия? Фамилия необычная: что-то вроде Фильтровой, Сосудовой. Фильтрова-Сосудова. Пусть будет так. Фамилию по глазам выяснят, кому это потребуется. Они, такие гляделки, в отделе у одной. И на же тебе — едва человек в одиночестве остался, — она тут как тут, возле него юлой закрутилась. И в театре вместе сидели. Ну и пусть, что не совсем рядом, а через человека. А этого человека, секретаря парткома Бурапова, в театре, когда был массовый выход завода, не оказалось. И получается, что Фильтрова-Сосудова сидела бок о бок с Никаноровым и, довольная, зыркала будто бы по сторонам, а больше свои гляделки на него устремляла — завораживала. Ох и глазастая баба! Как посмотрит, так до самого сердца прошибает. Против такой вряд ли кто устоит. И ко всему этому приплюсуем приказы об увольнении тт. Молотильникова, Петрова и снятии с должностей тт. Крестина, Кудрина, о наказании т. Северкова. «Начальник автотранспортного цеха в десять тридцать оставил производство и отсутствовал до конца рабочего дня. Приказываю: за грубое нарушение трудового распорядка, выразившееся в самовольном оставлении производства без уважительной причины, начальнику автотранспортного цеха т. Северкову объявить строгий выговор. Директор завода Никаноров». И надо обязательно приложить еще несколько копий аналогичных приказов. И тогда можно не сомневаться: материала будет более чем достаточно. Напишем и о том, как товарищ Никаноров отправлял в деревню своего отца на машине. И это сейчас, в период острой нехватки горючего, он гонит машину за сотню километров? Нет, дорогой Тимофей Александрович, если умеешь спрашивать с других, умей ответить и за себя. За все придется отвечать. И отвечать по большому счету. Далее… Хотя и этого вполне достаточно. Но есть же что-то далее? Не может быть без далее. Надо про импортное оборудование. Это самое главное. Пятипозиционные прессы. Их почти на десять миллионов рублей, а они не работают: нет инструмента. А сколько оборудования нового, раскулаченного, под открытым небом стоит? Тоже неплохо. Какой тут может быть разговор об эффективности использования оборудования? О производительности труда, которая «в конечном счете, самое главное, самое важное для победы нового общественного строя». За это по головке не погладят. И не посмотрят, что ты кандидат наук. Врежут по партийной линии, а может, под статью подведут? А про сад совсем забыл. Вот дурень. У него же, как у помещика, около восьми соток. Может, больше. Съездят, проверят, кому положено. В постройках — уйма нарушений: гараж, баня. Этого предостаточно, чтобы выбить директорское кресло из-под никаноровского зада. Сейчас за сады вон как шерстят. И сразу, почувствовал вдруг Кудрин, дышать стало легче.