#на_краю_Атлантики - [28]

В конце апреля на Тенерифе солнце заходит очень поздно. Днем оно застывает на небе огромной пламенной звездой, так что кажется, вечер не настанет никогда. Работа идет медленно, не спеша, будто вместе с солнцем застывает сама жизнь. А затем, после шести вечера, солнце начинает медленно катиться вниз, рассекая облака, озаряя их багровыми, рыжими и желтыми красками, словно кто-то огромной незримой рукой добавил красители во взбитые сливки облаков. Быстрые прохладные ветра прогоняют жару, унося ее в Африку, где ей самое место среди пылающих пустынь и беспощадных лучей солнца. А здесь, на скалистом побережье, где прохладные суровые волны точат высокие берега, жаре не бывать – тут, на Тенерифе, другой климат, другой воздух, он вольный, он не пленяет, не прибивает к земле ни растения, ни животных, ни людей.

Однако если ты дома и окна на солнечной стороне, то ближе к маю становится тяжело работать, тяжело думать, дышать: стены дома накаляются, в комнатах стоит духота. Воздух не движется.

Так после часа начинала работать Юля – тень переходила на другую сторону дома. Так училась Катя. В былые времена, когда они приезжали сюда на каникулы, они много гуляли и почти не замечали, как жарко в их квартире. Пандемия заставила по-иному взглянуть на привычные вещи, на быт.

Сегодня была суббота, томительная и волнительная одновременно. Алина и Константин убедили Юлю и Катю нарушить все запреты, рискнуть и прийти к ним в гости.

– Сколько можно сидеть в плену? – сказала Алина. Красивое ее лицо через экран телефона казалось еще более идеальным, чем в жизни, оно было словно нарисовано. Она вся сияла от предвкушения грядущего преступления, акта протеста. – Мы не должны поддаваться всеобщему страху. На острове около сотни больных, в нашей части острова ни одного заболевшего. Так чего нас держат в четырех стенах? По какому праву?

– Это фашистский режим, – сказал Константин, тут же подключившись к разговору, – по-другому не назвать. – Он сильно оброс, волосы торчали в разные стороны непослушными прядями, оттого он казался юным, но глаза его говорили, что он по-прежнему уверен в себе, в своей работоспособности, платежеспособности, а главное – в уме, и это сочетание было несколько забавным. – Испанцы решили вспомнить свое далекое прошлое. Более жесткого карантина нигде в Европе нет. Везде разрешают прогулки, хотя бы раз в день. Старики, дети, взрослые – все будут болеть намного больше из-за этой несвободы. Какая глупость, какая бесцельная несвобода: смотреть на океан из окна и не иметь возможности окунуться в него!

– Ах, это самое невыносимое и самое бессмысленное во всей этой пандемии, – не выдержала Юля. От возмущения она задыхалась. – Соленый океан убивает любую инфекцию… Почему нельзя плавать? Сильный ветер не дает людям заразиться во время прогулок… Почему нельзя гулять?!

– Ты ищешь в этом глубокий смысл? Ха… – сказал Константин. – Приходи к нам, и я тебе все расскажу. Это не телефонный разговор.

– Только не надо снова о политике, я уже устала слушать Костю, – воскликнула Алина чуть раздраженно, но тут же засмеялась, уже по-доброму, ласково.

Эта ласка кольнула Юлю: они оба были столь красивы, столь счастливы вместе, как и она должна была быть сейчас с Йоханом.

– Приходи, сегодня должен быть нормальный охранник. Он не обратит внимания на вас, не задаст вопросы.

– Вы не боитесь, что он нагрянет в квартиру? – спросила Юля.

– С какой стати? Он не полицейский, не имеет права, – сказал Константин. – Все, решено! Я сейчас еду в магазин за продуктами и вином. Гуляем!

Позже вечером, когда багровые облака тонули в океане, а от солнца оставался только маленький алый край и в воздухе рассеивалась темнота ночи, Катя и Юля осторожно шли в направлении квартиры Алины. Шли они не вместе, а порознь, у каждой на плече была сумка из супермаркета, чтобы проезжающая мимо полиция решила, что они возвращаются из магазина. Полиция каждый час объезжала город в поисках нарушителей. Поговаривали, что за полтора месяца карантина собрали столько же штрафов, как за последние два года до пандемии. А еще поговаривали, что штрафы эти шли в общую копилку, из которой выписывали пособия жителям, оставшимся без работы.

Сколько раз Юля или Катя ходили в магазин по отдельности, и никогда они не боялись, не переживали, не ждали, что их остановит патруль и потребует документы. Но лишь только стоило одобрить в себе намерение самовольства, правонарушения – как все внутри всполошилось, взбунтовалось и стало ждать неизбежного разоблачения. Хотя рассудок и подсказывал, что их прогулка ничем не отличалась от обычной прогулки до магазина, – страх неизъяснимым образом прокрадывался в душу. И тогда Юля увидела, что навстречу им едет патруль. Она вся сжалась от волнения и почти замерла на месте, замедлив шаг. Жар обдал кожу. Сейчас ее непременно остановят, ее и Катю. И поймут, что они из одной семьи…

Однако патруль медленно проехал мимо. Полицейские лишь бросили равнодушный взгляд на Юлю и Катю.

Скоро они вошли на территорию комплекса. Но тут случилось новое волнение: у Юли зазвонил телефон. Это была Алина. Голос ее звучал встревоженно.